— Бова — дурак! — зло констатировал Николай, окончательно выведенный из себя нелицеприятным отзывом Бовы. — Хотя и называет себя писателем. И даже научным сотрудником.
— Старшим научным сотрудником.
— А ещё астрологом, парапсихологом и нештатным помощником правоохранительных органов.
Привычная ирония Николая переросла в откровенную издевку. Судя по всему, и Бова был явно не прочь вступить в нелицеприятную полемику.
— Изложенные вами, Николай Игоревич, факты из моей биографии кому-то хорошо известны, а кому-то совершенно здесь неинтересны. А вот то, что вы сманиваете жену у своего друга, которого, по вашим же словам, вы жалеете…
— Давай придерживаться фактов, — всё больше заводился и Николай. — Она была моей женой. И это он…
— Заткнись! — оборвала его Ольга. — Ни ты, ни он. Я! Я ушла от тебя, потому… потому, что так захотела.
— Мне ты называла другую причину, — не утерпел уточнить Зотов.
— Надо же было соблюдать приличия. Ой да не слушайте вы меня! Я — пьяная. Такого сейчас наговорю. Да ещё пожар этот. Неужели непонятно?
— Если собралась возвращаться, возвращайся, — посоветовал Зотов. — Я тебе не раз уже говорил.
От этих его слов Ольга преобразилась на глазах. Из замученной и усталой женщины она превратилась в красавицу с горящими глазами. Да и голос стал какой-то другой — звенящий от еле сдерживаемых слез и напряжения. Его было хорошо слышно даже во всех самых темных и дальних уголках огромного зала.
— Сережа… Мы с тобой сейчас на черте. Как эти… на машинах и мотоциклах. Отец Дмитрий тоже об этом говорил. Оступишься и — конец! Последнее время мне всё чаще кажется, что я тебе не нужна. Совсем.
— Если ты так считаешь, возвращайся к нему.
— Ты не понял, что я сказала?
— Я понятливый.
— Ты сегодня второй раз выгоняешь меня. За что?
— Не передергивай, — тоже повысил голос Зотов. — Это ты во второй раз собираешься уходить.
— Но я хочу, чтобы ты меня не отпускал. Хочу услышать, что нужна тебе. Неужели так трудно сказать это?
— Что бы я тебе ни сказал, ты все равно уйдешь.
— Почему? Почему?!
— Потому что ты все время говоришь об этом.
— Я отсюда хочу уйти, отсюда. Мне здесь страшно.
— Ты хочешь уйти, а я хочу остаться.
— Надеюсь, не навсегда? — зная Зотова и догадываясь, какой будет ответ, спросил Николай.
— Почему бы нет? — демонстративно пожал плечами Зотов.
— Хорошо, — с явным облегчением согласился Николай. — Лично я сделал для тебя всё, что мог. Извини, но у меня ещё и свои дела имеются. Требующие непосредственного участия.
Направился к выходу.
— Подожди, я с тобой, — через силу выдавила Ольга фразу, которую ей так не хотелось сейчас говорить.
Направилась за Николаем к выходу, но у самых дверей остановилась, оглянулась на Зотова.
— Ты мне больше ничего не хочешь сказать?
Зотов поискал глазами Вениамина, едва разглядел его в конце стола, полускрытого вздрагивающей темнотой, спросил:
— Солист-гармонист, «Прощанье славянки» осилишь?
— Ваше дело, что же делать, наше дело, как же быть, — потянулся тот за своей гармошкой и скоро почти во всех уголках старого дома стал слышен, вполне прилично исполняемый, любимый марш Сергея Зотова.
Небрежно махнув на прощание рукой, ушел Николай, следом вышла Ольга. Но почти сразу вернулась.
— Никого не надо подвезти? Отец Дмитрий?
— Ради бога, не беспокойтесь. Я своим ходом, мне неподалеку.
Тут ещё неизвестно откуда появилась Женщина с ведром яблок.
— А я вам яблочков натрясла. Дожжь-то уже перестал, за прудом даже звезду видать. Сверкает словно колечко в воде.
Подошла к Ольге.
— Возьми яблочков на дорожку. Будешь грызть да нас вспоминать. Как мы тут сидим, чертей дожидаемся.
Ольга, громко всхлипнув, резко развернулась, выскочила и побежала к разворачивающейся машине Николая. С громким стуком закрылась за ней до того бесшумно открываемая и закрываемая дверь.
— Дай-ка мне яблочко, — попросил Зотов. — Что-то во рту горько.
— Горько, горько, бежит Колька, подставляй бочок, водит Ленчик-дурачок, — весело и как всегда некстати выкрикнул Ленчик.
Женщина подошла к Зотову и высыпала ведро яблок ему на колени. Зотов неловко повернулся, яблоки посыпались у него с колен на пол.
Исповеди, откровения, неожиданности
За временем уже никто не следил, и сколько его минуло после ухода Николая и Ольги никто из оставшихся не смог бы вразумительно ответить. Со стороны могло показаться, что оно вообще остановилось. Ленчик, свернувшись калачиком у печки на какой-то подстилке, заснул. Отец Дмитрий сидел рядом, низко опустив голову. Вениамин, то и дело сбиваясь, подбирал на своей гармошке мелодию старой песни, чуть слышно подпевая, скорее просто подбирая слова: «Враги сожгли родную хату… Враги сожгли родную хату… — и так несколько раз подряд. Зотов, по-прежнему сидя в кресле, внимательно следил за Бовой, который в очередной раз готовился приложиться к стакану, щедро наполнив его коньяком. Федор Николаевич на другом конце стола о чем-то тихо разговаривал с пристроившейся рядом с ним Женщиной. Дождь и ветер за окном наконец-то стихли.