Беглый

Стало больше суровых женщин, затянутых в мятые мужские пиджаки, типа того, что носит Махмуд Ахмадинеджад. Пиджаки плохо сочетаются с их цветастыми платьями. И угрюмых мужчин в так и не познавших утюга брюках. Все поголовно в калошах на босу ногу.

Вчерашняя уверенность, что человеку, выжившему в зоне, на воле все абсолютно нипочём, стала меркнуть и исчезать, как шагреневая кожа.

* * *

Памятуя главный урок Зангиоты, — не давать повода ментам, — я первым же делом и марширую в ментуру. Отмечаться о прибытии. Получить разрешение быть. И как вообще дальше быть, если честно. Менты ведь мне теперь не говорят, что делать, и от этого я немного в растерянности. Пора включать ручной режим «своим умом».

Тусуюсь сейчас по бескрайним кондиционированным мраморным коридорам сергелийского ОВД и только глазами хлопаю — лепота. Палаты! Почище, чем в госдуме какой будет.

Прождав липких сорок минут какого-то капитана Казематова, я, наконец, был удостоен высочайшей аудиенции.

Под большой пловной тарелкой с изображением птицы Семург — восседал сам капитан Абдукаюм Казематов. Страстный любитель плова и других земных удовольствий. Вы заметили эти жирные мочки заправского сластолюбца?

Лицо капитана Казематова носит черты, типичные для восточного военачальника. Зайди я, например, в кабинет лет эдак пятьдесят назад, Абдуаюк Казематов, весь в блестящей, чёрной как у байкера коже, сидел и излучал бы тут государственность с маузером и под черно-белым портретом Иосифа Нержавейки. А вот сдвинь-ка стрелки назад ещё лет на пятьдесят, Абдукайоп-баши носил бы вышитый золотом халат, а вместо китайского вентилятора на цапельной ноге, стояла бы тут наложница в выдающих целлюлит шароварах и с нафталиновым опахалом из павлиньих перьев.

— Ассалому алейкум, гражданин башлык!

— Что, кишкалдак? Вспомнил, кому покрышькя продал? — Львиным рыком приветствует меня Казематов, не отрывая глаз от кроссворда в журнале «Муштум».

Оторопело протягиваю волчий билет. Ничего о покрышкя не слыхал, гражданин начальник.

— Ие! А пачэму не работаешь до сих пор, а? — Даже не глядя в справку, где значится, что на воле я всего лишь второй день.

— Обратна турма захотел, пингвин бешкутакский? — Капитан мечет глубокой желтизны молнии, характерные для глаз человека, который точно и давно знает, с какой стороны у него печень.

— Пять диней даю, чтоп паспорт взяль, пирописалься, трудоустроился и доложил пиришел. Тшундийми, турсук?

Я охотно подписываю гербовую бумагу, обязующую меня на русском и узбекском языках докладывать обо всех готовящихся преступлениях и терактах — непосредственно капитану Казематову. С низким поклоном пячусь к двери. Уже у самой двери, он снова окликает меня.

— Эй-эй. Тухта, паравоз. Тармаза-ка випиши. На вот, возьми — купонь. Пойдешь центр реабилитация, отдашь им купонь, они тебе бабки дадут на первый виремя. Чо вилупилься? Кет нахуй отсюда. Нужен будешь — милисия сам тебя найдет. Хе-хе-хе.

* * *

На лестнице РОВД я нос к носу столкнулся со своим убийцей. С тем самым мужиком из Зангиоты, что всегда говорил, будто знает где меня искать. Неоднократно обещал найти и завалить.

Заметил я его слишком поздно. Если бы только я не смотрел себе под ноги, опустив гриву, может быть и был бы шанс резко развернуться и скрыться за углом. Так или иначе, о побеге уже не могло быть и речи. Может позорно рвануть сейчас обратно к спасительному Казематову с криком «Убивают!», но мне сразу стало стыдно от этой мысли.

— Ты чо здесь, гадёныш? Стучишь уже?

По его тону я сразу понял все. На самом деле он хотел сказать «Блииин, вот это жопа, братан, куда же мы с тобой попали, а?»

И этот тон сразу вернул мне спокойствие.

— Да вот, дал подписку стучать и купон получил. Там всем дают. Ага. Тебе тоже выпишут. И чего бы им тут на месте наликом этот купон не развести, я ща на автобус половину суммы истрачу пока доеду.

— Купон? Покажь!

Я благоговенно продемонстрировал полиграфическое воплощение щедрости великого юртбаши.

— Тыща сумов? Да они обдолбались.

Он, видимо, поймал себя на мысли, что первый раз в жизни мы не обмениваемся словесными тумаками, а довольно дружески беседуем, и сразу нахмурился.

— Что маловато тебе хозяева выделили, а? Я развёл руками — чего уж там, не густо.

— А где кабинет Ходиматова, не по курсам?

— Казематова? Да вон — под черепаху дверь разделана. Там. Тебя чо, дождаться, что ли, внизу?

— А есть темы? Так с тобой, козлом, разве же отмутишь чего серьёзного?

— А вот, между прочим, со мной как раз и…

— Вали! Увидимся ещё.

Мне показалось, что расставались мы если не друзьями, то уж точно близкими товарищами по несчастью.

* * *

В «центре реабилитации», расположенном в здании бывшей стоматологической поликлиники Менахема Йоффе, добрая маленькая кореянка сразу же дала мне целую тысячу сумов, и почему-то спросила, не собираюсь ли я в ближайшее время жениться.

На шее у кореянки была толстая рыжая цепочка с хищным лобстером. Алик-нарколыга на этапе делился, как работают эти излишества туалета.