Беглый огонь

Стоп. Как писали классики, Остапа несло. Пора определиться, где я нахожусь и как здесь очутился. И лучший способ выяснить это — узнать у очаровательных нимфеток.

Я оглянулся в поисках хоть какой-нибудь одежды, но ее не оказалось. Тогда, завернувшись в простыню, подобно патрицию или Махатме Ганди, подошел к двери в гостиную и одним движением распахнул ее. Я был готов увидеть все, что угодно: дюжину морских пехотинцев или стриженых мордоворотов в черном, кордебалет «Гранд-опера», даже — начальника покинутого мною домзака, взирающего на бежавшего лишенца с лукавым ленинским прищуром и задорной бериевской искринкой в усталых стеклах пенсне.

Никого. Никогошеньки. Девчонки исчезли, как испарились. Беглой трусцой я проскакал по квартире, открывая все двери и дверцы. Они оказались незаперты, все, кроме входной. Массивный замок, сама дверь — двойная. По-видимому, девчонки удалились, пока я блаженствовал и предавался неге: нечего сказать, деловой подход.

Увидев небольшую деревянную лесенку, поднялся и оказался в просторной мансарде: квартира оказалась двухуровневая, на крайнем этаже сталинки, по-моему, где-то в центре города. Мансарда была стилизована под парижскую студию: решетчатые деревянные жалюзи едва пропускали свет, пол был застелен ковром, в углу — самый настоящий, выложенный синими гжельскими изразцами камин. Не поленился выглянуть в оконце, благо жалюзи были заперты изнутри: ну да, свинтить из этого гостеприимного дома я мог в пару секунд, по крыше, вот только… Думаю, мой наряд и закутанное в бинты лицо были бы слишком вызывающими даже при той легенде, которую я себе придумал по въезде в Покровск: художников-абсурдистов общество терпит только в костюмах от Кардена или Босса и с толстым портмоне в кармане; но стоит появиться в губернии в наряде Адама любому служаке кисти и холста, будь то абсурдист, портретист или даже матерый соцреалист-декоратор, по истечении короткого времени он приобретет временную прописку в психушке. Ну а учитывая мои несложившиеся отношения с милицией и кем-то еще, меня пропишут много дальше, зато на постоянку. К чему так спешить? И бегать от своего счастья?

Узрел я и телефон. Снял трубку: работает. С грустью прослушал длинный, как хвост анаконды, гудок и положил на место. Некому мне звонить в этом городе. Да и в столице гость я пока нежданный и небезопасный. «Здесь под небом чужим я — как гость нежеланный…» И с каких пор родная страна стала для меня столь чужой? Бог весть.

Набрать по межгороду прямой Крутова… И что я ему сообщу доброго и вечного? Да и кто знает, сколько «грязи» осело на этом номере… Озираю мансарду, по потолок наполненную скромным обаянием буржуазии. Нет, это никакое не пристанище теневого местечкового олигарха и не каталажка. Можно было бы решить, что роскошный бордель, но… Во-первых, мне трудно поверить, что беспамятный автопилот привел меня в такое сладкое место, а во-вторых…

Занимавшиеся со мной любовью девчонки были совершенно искренни: для искусных профессионалок такая роскошь непозволительна. Но как там ни крути, а квартирка хитрая.

Опыт вещал, что во всякой парижской студии, пусть и расположенной в мансарде сталинки губернского Покровска, должен иметься бар. Его я и обнаружил; пусть налицо было смешение стилей — бар располагался в тяжеленном, красного дерева немецком буфете с дверцами литого стекла, — обращать внимание на это было бы пошлым снобизмом: содержимое поражало воображение разнообразием и качеством имеющегося спиртного. Э-эх! «Пить так пить!» — сказал котенок, когда его несли топить. Щедрой рукой плеснул себе в широкий стакан древнющего кальвадоса: щедрый яблочный аромат юга Франции наполнил немаленькую мансарду… И почему я не художник? Медленно осушив бокал, плеснул еще и спустился на первый этаж квартиры.

Большая, изысканно обставленная гостиная, несколько дверей в спальни, подобные моей, две роскошные ванные комнаты: хрустальные светильники, мраморная плитка, полы с подогревом. В одной из последних я задержался, рассматривая свое отражение: ну да, Железная Маска. Лицо плотно закутано бинтом, как у человека-невидимки; мелькнула шальная мысль: а может статься, меня захватила-таки хитрая служба (из неупоминаемых в прессе), произвела над моим лицом пластический эквилибр, и, стоит снять бинты, как на меня из зеркала вытаращится так любимое в народе личико Егорушки Гайдара? Или — Толи Чубайса?

Этакий циничный приговор: переделать клиента в одного из «великих вождей» и «любимых руководителей» и — запустить в пивнуху, так сказать, с народом пообщаться. «Такие люди, и без охраны!» В целях изучения общественного мнения и прочих социологических изысков: сколько протянет в вольном плавании?

Приглядываюсь: вроде волосы на темечке растут по-прежнему густо, притом не рыжие: уф, хоть на том спасибо.