Бейкер-стрит на Петроградской

Мою стипендию отбирали букинисты. — Во всем виноваты карикатуры. — Штрихи к общественно-политическому автопортрету, — О последнем бегстве из Союза кинематографистов поподробнее. — Михалков и его команда. — В окно!

После школы я струсил и не стал поступать в Академию художеств на архитектурный факультет, а надо бы!

Зато с легкостью юного поэта за компанию со студийцами из Дворца пионеров оказался на филологическом факультете Ленинградского университета, да еще на престижном газетном отделении.

Но природные данные бились во мне, искали выхода. Сначала они выразились в коллекционировании архитектурных ведутов (пейзажей).

В те далекие годы вполне хватало студенческой стипендии на приобретение у букинистов на Литейном редких листов петербургских гравюр Махаева, Ухтомского, Зубова, московских листов Лабарта, римских офортов Фомина, ленинградских офортов Верейского, Митрохина, литографий Добужинского, ксилографий Шиллинговского…

Тяга к изобразительному искусству была непреодолима. Даже мое дипломное сочинение называлось «Первые русские иллюстрированные журналы — „Ералаш" и „Русский художественный листок"».

Весь мой журнализм свелся к рисованию сотен шаржей и карикатур для факультетской стенгазеты «Филолог», для университетской многотиражки, для «молний» на комсомольских и профсоюзных собраниях на факультете и в городе. Вместе со студентами художественных вузов я наравне с ними мазал «молнии» на городских и областных конференциях ВЛКСМ.

Это странное занятие, вероятно, пробудило в моей душе склонность к общественной работе…

Думаю, дело в моей слабохарактерности, в неумении отвертеться, наконец, в добросовестности. Выбрали — я работаю, попросили — я делаю, утвердили — не смею отказать…

Но только до первой же неприятности, непреодолимой опасности или из-за чьей-либо подлости, потому что по сути дела я — гоголевский Поколесин!

Чуть что — если не в дверь, то в окно…

Напомню мою административную и общественную карьеру:

— Главный редактор литературно-драматической редакции ленинградского телевидения. После снятия Н. С. Хрущева в 1964 году и наступившего очень скоро идеологического похолодания я хлопнул дверью и ушел на Высшие режиссерские курсы «Ленфильма» к Г. М. Козинцеву, хотя до этого и не помышлял оказаться в кино. Мне было уже 34 года!

— Секретарем парткома «Ленфильма» (выбран на общем собрании) я был в течение пяти лет. Началась Перестройка. Я подал заявление о выходе из партии — «…до наступления раскола…» — и снова хлопнул дверью.

— Председателем Союза кинематографистов России я был избран на Учредительном съезде в 1990 году. Недавно в дальнем ящике редакционного шкафа я обнаружил папку с завязочками, в которой шестнадцать лет пролежала машинописная стенограмма того шумного съезда. Неловко читать, как меня уламывали занять этот пост, как я упирался, придумывал всячески «триумвираты», парные варианты — «вместе с кем-нибудь» и т. д. Будучи вне всяческих фракций и группировок, я, вероятно, всех устраивал. И меня запихнули в это кресло. Тогда мало кто из нас разбирался в таких понятиях, как права собственности, контракты, соглашения, приватизация, дивиденды. Не было юристов. Мы были благодушны, наивны. Это было время ловких дельцов и сметливых умов. Вскоре «парад ельцинских суверенитетов» привел к тому, что кинематографисты Москвы и Ленинграда решили жить самостоятельно, отпочковались от СК РФ и я остался, как мне с насмешкой говорили, с Ростовом и Свердловском. Пришлось уже не хлопать дверью, а прыгать в окно…

— Художественным руководителем Пятого телеканала «Петербург» мне предложила стать тогдашний директор Белла Куркова — «пассионария Перестройки». А как известно, «революция пожирает своих детей», и Белла ушла с Пятого канала, а я, как вы уже знаете, тихо написал заявление, собрал вещички и… выпрыгнул в окно…

— На должность первого секретаря Союза кинематографистов России меня назначил Председатель СК Н. С. Михалков. Я согласился вернуться в стены Союза с единственной целью «реванша»: вернуть в Российский союз московскую и петербургскую организации.

О моем последнем бегстве из Союза надо рассказать поподробнее.

Пристрастная любовь к Никите Михалкову зародилась во мне задолго до наших съемок «Собаки Баскервилей». Я был поклонником его режиссерского таланта — «Свой среди чужих», «Раба любви», «Механическое пианино», «Родня»… Я восхищался его темпераментом, напором, энергией. Я агитировал на съезде Союза кинематографистов за него… Мне даже нравилась его плохо скрываемая амбиция попытать счастья на выборах в президенты страны.

Он действительно был избран председателем Киносоюза.

Но почему-то в обществе последовала странная реакция — его закидывали яйцами в Москве, камнями в Петербурге. Это было непонятно и досадно.