Назначенное на рассвете выступление началось лишь около 8 часов, так что до Лошева мы добрались лишь к полудню. Там был сосредоточен весь отряд. Меня дружески встретили офицеры 3-го батальона волынцев: «Пришла наша артиллерия, теперь можно двигаться!» Новый командир батальона капитан Павловский229
, весь искалеченный еще в последнюю войну, просидел около полугода в псковской тюрьме. Он просит меня поддержать его в бою, меня трогает и дружеская встреча, и доверие пехоты. Мой старый знакомый по Мокрой Ледине Успенский повел меня показать вчерашних пленных – все мальчишки 17–18 лет, низкорослые, с тупоумным видом, свойственным новобранцам, жевали выданный им белый хлеб, рядом валялись шкуры сушеной воблы, составляющей основное питание красноармейца. «Вы посмотрите, – говорил Успенский, – совсем дети, когда мы вчера бросились в атаку, все с головой забились в окоп. Мои молодцы за ноги их оттуда тащили, а они плачут и просят: «Дяденька, не бей!» – прямо потеха».Привели проводников, местных крестьян, тут же подошли братья Родионовы из Мужича, и началось совещание. Дорога на Житковицы из Лосева действительно существовала, но переправа через речку Черную у Козьего брода оказалась совершенно непроходимой: «Да там никто и не ездит, только бабы за ягодами ходят, для того жердочка положена, а вы туда с повозками и пушками собрались!» Пришлось выбирать другую дорогу, а именно вдоль озера Горнешного, которая выходила на дорогу Завердужье – Горнешное – Пажино – Житковицы в полуторах верстах от Жилого Горнешного, которое было не в 15 верстах, а в 30 в тылу у красных. Выбора не было, а потому пришлось идти этой дорогой. Я осветил моим офицерам положение и указал им держаться ближе к орудиям, так как я сам буду следовать за пехотной разведкой. Начиналась местность, покрытая малопроходимым лесом и болотами, могли встретиться всякие неожиданности, дорога, по которой нам придется идти, единственная, а потому надо по ней пробиваться во что бы то ни стало.
Лишь около двух часов выступили дальше. Сначала сносная дорога вскоре испортилась и пошла горелым лесом, то поднимаясь, то спускаясь с крутых песчаных бугров. Не успели мы пройти и 7 верст, как авангард остановился. Волынцы обнаружили сильную заставу красных, расположенную так близко от поворота дороги на Пажино, что пройти отряду мимо нее и не быть ею замеченным было невозможно.
Приходилось ее сбить. Со свойственной волынцам медлительностью повели разведку, ища удобного места, чтобы обойти противника, атака в лоб окопавшейся заставы могла обойтись дорого. Но окопы красных упирались флангами в озера, обход их был немыслим, оставалась лишь атака в лоб. Бельдюгин, не желая обнаруживать в своем отряде присутствие артиллерии, запретил мне стрелять.
На бугре у дороги, поперек которой лежали наши цепи, завязавшие перестрелку с заставой, был большой камень-валун, под прикрытием которого собрались Павловский, Успенский и я. Несмотря на огонь наших пулеметов, красные держались крепко и, казалось, не собирались легко уступить свою позицию. В то же время осеннее солнце уже клонилось к закату, а ночевка в лесу в непосредственной близости противника мало кому улыбалась, а мне с моими пушками и подавно. «Хоть бы вы постарались их сбить, а то так мы еще долго пропутаемся», – говорил мне Успенский. «Так при вас же полковник запретил мне стрелять», – возражал я. «Но не ночевать же так!» – «Знаете что, – сказал я, – несмотря на запрет, все же думаю стрельнуть, авось собьем красных, а если удастся – победителей не судят». Со всех ног Званцов, который неизменно находился при мне, побежал передать мое приказание, и скоро у камня появился мой телефонист с аппаратом и катушкой провода. Чтобы перекидывать снаряды через деревья на такой близкой дистанции, пушки пришлось вкатить на бугор. Гулко, отдаваясь эхом по лесу, прозвучал первый выстрел. Вторая, уже взводная, очередь легла над окопами. Я скомандовал беглый огонь, и гранаты, поднимая фонтаны песка, с треском взрывали окопы красных. «Браво, здорово! – кричал Успенский. – Ура, вперед, ура-а-а!» Он и за ним вся рота бросились в атаку. Оставив телефон за камнем, я с разведчиками и телефонистами побежал за ними. Огонь сначала усилился, но затем разом затих, и, когда я, путаясь в валежнике и траве, добежал до окопа красных, там уже хозяйничали люди 9-й сотни. Было захвачено 14 пленных, которые под конвоем моих разведчиков были отправлены к начальнику отряда. К этому времени уже окончательно стемнело, а потому Бельдюгин решил тут же и ночевать.
Разложив костры, отряд как шел, так и лег по сторонам дороги. В 3 часа пошел дождь, основательно нас промочивший. Начиналась осень.