Пройдя около 2 верст по непролазной грязи, начали подходить к усадьбе. «Здесь, – говорил проводник, указывая на постройки, – живут рабочие, там начинаются павильоны для больных и персонала». – «Сколько их?» – «Около десяти. А там вон главное здание, трехэтажное, вправо электрическая станция, потом контора, канцелярия, конюшни и сараи около скотного двора. Сегодня было приказано начать эвакуацию зерна. Подводы согнали во двор». «С чего начать?» – думал я, пока подтягивались люди. Я решил, что единственно, где может быть охрана, это на электрической станции и в главных зданиях, вряд ли красные стали бы оборонять умалишенных. Кроме того, ввиду малочисленности людей, решил держать их всех вместе, не выставляя постов. Подошел к электрической станции, когда я вошел, рабочие на мой окрик подняли руки, тут охраны не оказалось. Взяв одного рабочего как проводника и заложника, пошли дальше. Рабочий мне сообщил, что комиссар уехал сегодня утром, узнав о нашем приближении, охрана же есть только у телефона в здании конторы. Туда мы и направились. Перед домом, бывшим господским (имение будто бы раньше принадлежало Львовым), расстилался большой круг, на котором были видны следы клумб. Несколько ступеней подъезда были ярко освещены. Ничего не подозревавшие красноармейцы охраны не сразу сообразили, в чем дело, когда я вошел в просторную переднюю, из которой в этаж поднималась широкая лестница. Выставив на крыльце пост, которому было приказано останавливать и временно задерживать всех проходящих, начал осмотр дома. Кроме доктора и персонала, состоящего главным образом из евреек, никого подозрительного здесь не было. По сытым лицам кудрявых «сестричек» было видно, что персонал мало страдал от голода. Комиссар действительно уехал в тот день утром. Продолжая обход помещений, дошли до усадебных построек, в темноте можно было различить крестьянские повозки, собранные здесь для эвакуации запасов зерна и фуража совхоза. Захватив для батареи 7 лошадей из местной конюшни, двинулся в обратный путь. Идти на деревню я не решился, боясь столкнуться с людьми Арчаулова, а пошел обратно на шоссе. Там встретил Родзянко, которому доложил о результатах моей экспедиции, и быстро поехал дальше, чтобы занять бивак для батареи.
За это время Арчаулов, сняв сторожевое охранение красных, без выстрела ворвался в деревню и очистил ее от противника. Так он доложил Родзянко, но очистка была относительная, красные частью разбежались, но частью еще оставались в деревне. Несмотря на это, наши части, усталые и голодные, спешно располагались на квартиры. При этом происходили забавные сценки. Жадимеровский, идя от взвода в офицерский дом, встретил пять человек с винтовками: «Какого полка?» – «Первого запасного», – отвечают они. «Какого первого запасного?» – «А красного, из Петергофа пришли». – «Что вы тут делаете?» – «Сдаваться идем». – «Идите туда, в том доме штаб». Других просто гнали прочь: «Да идите вы к черту, куда вас девать, идите в штаб!» Красные шли покорно сдаваться в белый штаб.
16-го утром было предположено атаковать укрепленную позицию, которая в этом месте проходила в полутора верстах от Сивориц. Когда накануне вечером я вошел в отведенный офицерам дом, еще не все спали, и Лион мне указал на кушетку, покрытую простыней и приготовленную хозяйкой для меня. Я заснул как убитый, и только проснувшись на другое утро, заметил, что ложе мое пахнет какой-то кислятиной. Во время утреннего чая разговорился с хозяйкой, и она мне со слезами рассказала, что на этой кушетке недавно умер ее единственный сын от тифа. Через несколько дней это на мне и сказалось.
Ожидая выступления пехоты, мы выбрали позицию для всей батареи, так как накануне ко мне присоединился, вернувшись из Луги, мой 2-й взвод. Я стоял на шоссе и изучал расположенные по гребню окопы и считал ряды проволоки, позиция была, по-видимому, серьезно подготовлена. В это время мы увидали спускавшиеся с бугра крестьянские повозки, они возвращались домой из Гатчины, мужики сообщили нам, что окопы не заняты красными. Оказалось, что еще ночью волынцы заняли село Воскресенское на шоссе Сиверская – Гатчина. Таким образом, великолепно укрепленная позиция у Гатчины была сдана без боя, и двери к Петрограду были открыты для нас.