Белая борьба на северо-западе России. Том 10

Полковник Вырголич, собрав небольшую группу солдат и офицеров, кажется, отделяется от нас. Впрочем, он с самого начала держит себя самостоятельно. Бермондт поглядывает на него косо:

– Без меня ничего у него не выйдет.

Эта самоуверенность – главная черта его, по-моему, он выедет на этом.

Н. Бережанский

П. Бермондт в Прибалтике в 1919 году (из записок бывшего редактора)⁷⁹

Бермондтовская эпопея в Прибалтике несомненно представит колоссальнейший интерес для будущего историка. Потому что в этом интересном политическом явлении, которое одни называют хлестаковской авантюрой, другие – неудачным патриотическим делом, третьи – предательством интересов антибольшевистской России, причудливым узором переплелись сотни различных проектов, планов, интересов, надежд и комбинаций, шедших из различных дипломатических кабинетов, политических канцелярий, военных штабов и безответственных политических салонов.

Так как, по обстоятельствам момента, все активные деятели этой еще не совсем ясной истории хранят свои тайны, недоступные для обозрения современника, то естественно, что на долю последнего выпадает только последовательное, чисто репортерское изложение бермондтовской истории и объективная передача внешних фактов и наблюдений, сопровождавших эту неудачную главу из ненаписанной еще истории освобождения России от большевизма.

Для того чтобы у читателя этой исторической хроники отчетливо составилось представление о том, почему на сцену, как будто бы ни с того ни с сего, как deus ex machina, всплыл никому не известный полковник Павел Рафаилович Бермондт, он же князь Авалов или просто Авалов, и почему маленькая Митава сделалась пунктом, приковывавшим в течение полугода подозрительное внимание и тревожные взгляды Англии и Франции в их медовые месяцы упоения победой над Австро-Германией, необходимо сделать краткое отступление, ведущее к корням этой истории и значительно облегчающее ее объяснение.

Корни и истоки

Начало «бермондтовщины», если так позволено будет выразиться, было положено сразу же по освобождении Риги от большевиков 22 мая 1919 года, и создателями ее, кроме г-на Бермондта, «западного русского правительства» и балтийского баронства, следует считать в равной доле и военно-дипломатическую миссию Антанты в Прибалтике, и бывшего латвийского премьер-министра Ульманиса.

Я скажу больше: и Бермондт, с его Западной добровольческой армией, и граф Пален⁸⁰, с его западным правительством, мне кажется, явились лишь пеной в горшке с кашей, которая заварена была гораздо раньше их появления на митаво-рижской сцене.

На основании пункта 12 условий перемирия между Антантой и Германией от 11 ноября 1918 года германские войска должны были в кратчайший срок эвакуировать Прибалтику. Но прямолинейное проведение этого требования на практике привело бы к тому, что латышско-русская Красная армия без сопротивления и потерь, чисто автоматически, заняла бы эвакуируемые немцами места, как это произошло уже с эвакуированной Псковской областью.

Поэтому латышский Народный совет, провозгласивший (18 ноября 1918 года) независимость Латвии, абсолютно не имеющий никаких военных и материальных средств для отражения катившихся с востока красных лавин, поручил временному латышскому правительству войти в соглашение с Советом солдатских депутатов при 8-й германской армии и правительственным комиссаром при ней социал-демократом Виннигом о продолжении оккупации Латвии до тех пор, пока не будет создана национальная латышская армия, а также и договориться об активной обороне Риги от большевиков силою германских солдат. Был ли фактически подписан на этот предмет какой-нибудь договор между Виннигом и латвийским премьером Ульманисом или нет, в точности неизвестно. Этот вопрос до сего времени, несмотря на неоднократные разъяснения латышского правительства, представляется довольно темным. Но факт тот, что, базируясь на этом договоре о защите от большевиков и о наделении землей германцев за участие в обороне Риги, бермондтиада получила крупные козыри в виде тех мотивов, которые вызвали осеннее наступление на Ригу, и в виде озлобления германских солдат, выступавших за свое право, попранное, как им казалось, латышским правительством.

По одной версии, на правдивости которой настаивал комиссар Винниг, Ульманис 20 ноября 1918 года подписал договор о наделении землей в Латвии тех германских солдат, которые будут бороться за освобождение Латвии от большевиков. По другой версии, поддерживаемой латышской стороной, был подписан не договор, а только проект договора и что дело не пошло дальше принципиальных разговоров, так как большевики заняли Ригу 3 января 1919 года.