Белая борьба на северо-западе России. Том 10

Но беда никогда не приходит одна, а влечет за собой ряд новых. Прежде всего, надежд полковника Бермондта не оправдал Балтийский ландесвер, то есть добровольческие полки немецкой молодежи Прибалтики, организованные немецким баронством еще во время борьбы с латышскими большевиками в начале 1919 года. Бермондтовское командование и лифляндско-курляндское баронство сильно рассчитывало, что в нужнй момент ландесвер примкнет к бермондтовской армии и, находясь в Латгалии, ударит латышам в тыл, в то время как бермондтовские отряды будут переходить Двину в районе Фридрихштадта. Однако балтийская немецкая молодежь не сочла нужным вмешиваться в эту историю и предпочла борьбу с латышскими большевиками на Латгальском фронте. Нужно признать, что Латвия, все силы которой с большевистского фронта были переброшены на бермондтовский фронт, если кому и обязана недопущением вторичного вторжения красных латышских стрелков на латвийскую территорию, то исключительно Балтийскому ландесверу, мужественно отражавшему все атаки Красной армии на латгальском, режицко-двинском, красном фронтах.

Не удавался никак и переход через Двину в обход Риги. Потерпев дважды поражение под Икскюлем, то есть в наиболее удобном месте для переправы через Двину, штаб полковника Бермондта стал пробовать счастья в другом месте, более уязвимом и более неудобном, у Фридрихштадта. Но и здесь, несмотря на отличные артиллерийские подготовки, бермондтовская пехота не только не проявляла особенной доблести, но, наоборот, фридрихштадтский плацдарм сделался пунктом, где бермондтовцам русской национальности было особенно удобно переходить на сторону латышей, чем они и пользовались в достаточной мере.

В итоге десятидневной неудачной борьбы за переправу через Двину и в связи с рано наступившими холодами настроение бермондтовских войск упало, участились случаи неповиновения боевым приказам, открылись митинги, на которых солдаты открыто обсуждали вопросы: наступать или не наступать, воевать или не воевать? Положение осложнилось еще и тем, что сдавшиеся в плен русские бермондтовцы, убедившись, что их до сих пор обманывали, выдавая латышских солдат за большевиков, составили воззвание к своим товарищам с разоблачением обмана и с предложением не воевать с латышами. Воззвания эти затем сбрасывались с латышских аэропланов, над расположением бермондтовских войск. Так как воззвания эти были не анонимные, а подписанные фамилиями, известными русским солдатам, оставшимся по ту сторону Двины, они сыграли большую роль в разложении русской части бермондтовской армии.

Я должен категорически заверить, что отношение латышских солдат к пленным русским бермондтовцам было не только вполне корректное, но и братское. В то время как пленных немецкой национальности латыши беспощадно расстреливали, к русским солдатам было проявлено максимум внимания, предупредительности и заботы. Их не только не держали в плену, но и снабжали всем необходимым, считая их невинными жертвами обмана. Значительная часть русских бермондтовцев, по их личной просьбе, была отправлена латышами к генералу Юденичу на петроградский фронт, но уже, к сожалению, тогда, когда большевики прорвали его обходом матросского десанта, высаженного в Ораниенбауме.

По рассказам русских бермондтовцев, они абсолютно ничего не знали ни о приказах Юденича с требованием выступления на нарвский фронт, ни об объявлении полковника Бермондта изменником; не знали в точности, против кого их вели в бой; по объяснению их командиров, латыши были теми же большевиками, но несколько трусливее большевиков.

По словам этих же пленных, полковник Бермондт однажды посетил лазарет в Митаве, где находились раненые латышские солдаты, и произнес речь, в которой говорил, что Латвия не может существовать самостоятельно и потому будет присоединена к России. Другой раз Бермондт посетил еврейскую синагогу в Митаве и предложил митавским евреям организовать еврейский добровольческий батальон. 12 октября в Митаве было отслужено торжественное молебствие по случаю взятия Риги.

Тревога на Литве

Поражение армии полковника Бермондта под Усть-Двинском и его неудачи у Икскюля и Фридрихштадта отозвались и на настроении Литвы, державшейся до сих пор нейтралитета. Теперь, неожиданно для самой себя, Литва вдруг открыла у себя «колчаковский фронт». «Колчаковским фронтом» штаб литовской армии называл свой антибермондтовский фронт, не осмеливаясь называть его немецким фронтом, как это делали латыши в своих сводках. С этого времени маленький штаб маленькой литовской армии изо дня в день неизменно приводил одну и ту же реляцию: «На колчаковском фронте без перемен», «На колчаковском фронте ночь прошла спокойно…». Как будто когда-нибудь утро, полдень или вечер «на колчаковском фронте» в Литве проходили не спокойно.

Но это комическое обстоятельство все же не укрылось от внимания Бермондта, который 18 октября послал литовскому министерству иностранных дел и литовской Тарибе ноту: