После провала «Капповского путча» («путча Каппа-фон Люттвица») белых добровольческих корпусов-«фрейкоров» против социал-демократического правительства Фридриха Эберта в марте 1920 года, в котором добровольцы капитана Германа Эргардта играли ведущую роль (именно они, с вертикальными белыми «крюковидными крестами»-свастиками на касках, броневиках и транспортных средствах, первыми вступили в Берлин), бригада была расформирована, однако ее чины вошли, на правах «ассоциированных членов», в местные группы различных союзов ветеранов войны. Сам капитан Эргардт бежал из страны, но вскоре тайно вернулся в Германию. Из числа бывших чинов бригады Эргардта были сформированы секретная «Организация К», она же — «Организация Консул» (Эргардт скрывался под псевдонимом «консул Эйхман»), формально подчиненная капитан-лейтенанту Манфреду фон Киллингеру и действовавшая в глубоком подполье, а также официально зарегистрированный военно-патриотический Союз «Викинг» (нем.: «Викингбунд»). В рядах Союза «Викинг» состоял, до своего вступления в НСДАП, Хорст Вессель, автор партийного гимна НСДАП, ставшего в годы Третьего рейха «вторым государственным гимном Германии».
24 июня 1922 года тишину раннего берлинского утра разорвали выстрелы из автоматического пистолета и оглушительный взрыв. В тот день автомобиль министра иностранных дел «Веймарской республики» Вальтера Ратенау подвергся вооруженному нападению. 2 ветерана-«фрейкоровца» в кожаных пальто и автомобильных шлемах, сидевшие в автомобиле, выскочившем из-за поворота наперерез машине министра, были офицерами кайзеровского военно-морского флота («Кайзерлихе Марине») в отставке и членами «Организации Консул». Один из них выпустил в Ратенау 5 пуль из автоматического пистолета, другой бросил в машину министра ручную гранату. Вальтер Ратенау был убит на месте. Его убийство всколыхнуло всю Германию.
Имя еврея-миллионера Ратенау, члена руководства буржуазной Немецкой Демократической партии (Дейче Демо-кратише Партей, ДДП), слухи о принадлежности которого к «тайному мировому правительству» ширились день ото дня (именно Ратенау принадлежала крылатая фраза о том, что ему хорошо известны «те 300 человек, которые правят Европой и всем миром»), сторонника строгого соблюдения Германией всех условий навязанного ей Антантой «похабного» Версальского мирного договора — такие на жаргоне правой «национальной оппозиции» именовались «эрфюллунгсполитикер», что в переводе с немецкого языка на русский означает «политики-исполнители» (условий Версальского диктата и, тем самым, воли Антанты), заключившего в то же время в 1922 году с большевицким народным комиссаром по иностранным делам Георгием («Коко») Чичериным германо-советское Рапалльское соглашение, было ненавистно многим германским патриотам (не меньше, чем нынешним советским и российским — имя Чубайса, Ельцина или Горбачева). Не зря во всех пивных распевали песенку следующего содержания:
что в переводе с немецкого на русский язык означало:
По степени ненависти к нему немцев, придерживавшихся правых взглядов, с Ратенау мог сравниться разве что другой «эрфюллунгсполитикер» — лидер левого крыла католической партии Центра Маттиас Эрцбергер, имевший несчастье собственноручно подписать в ноябре 1918 года от имени Германии перемирие с державами Антанты в печально знаменитом железнодорожном вагоне-ресторане на станции Компьен (и убитый боевиками капитана Эргардта — бывшими офицерами «Кайзерлихе Марине» Генрихом Шульцем и Генрихом Тиллессеном — за год до Ратенау). Но не все, похоже, обстояло так просто с этими политическими убийствами, в особенности же — с убийством министра иностранных дел. Убийцы Ратенау — лейтенанты флота Герман Фишер и Эрвин Керн — окруженные полицией в заброшенном замке, покончили с собой. Арестованный водитель, доставивший их к месту покушения — Эрнст фон Саломон (Заломон), ветеран-«фрейкоровец» (и, кстати, кузен Франца Феликса Пфеффера фон Саломона, обергруппенфюрера СА и Верховного фюрера СА в 1926–1930 гг.), не был посвящен во все детали операции. Связь участников покушения с капитаном 3-го ранга Эргардтом так и не удалось формально доказать, хотя в наличии этой связи, похоже, ни у кого не было ни малейших сомнений. Дело было совсем в другом.