Белая ночь

Некоторые люди быстрее других. Я быстр. Для своего роста я просто неожиданно быстр, и всегда был таким — но исход дуэли зависел от быстрого старта, а рука смертного всегда уступит по части скорости вампирской.

Пистолет Витто Мальвора вылетел из кобуры прежде, чем пальцы мои успели сжаться на рукояти жезла. Внешне его пушка напоминала стандартный «Кольт» модели 1911, только из рукояти торчала обойма вдвое длиннее обычной, и пули он выплевывал, визжа как хорошая бензопила.

Некоторые вампиры быстрее других. Витто был быстр. Он выхватил пистолет и открыл стрельбу быстрее, чем Томас в тех редких случаях, когда я видел его за этим занятием, быстрее, чем сделала бы это даже Лара. Однако тела — даже почти бессмертные вампирские — состоят из плоти и крови, а следовательно обладают массой и инерцией. И ни одна рука, даже вампирская, не может быть быстрее мысли.

В момент, когда алый платок коснулся земли, Рамирес уже изготовил свою энергию — дождавшись этого мгновения, он выдохнул короткое слово заклинания и выбросил вперед руку ладонью вверх. Причудливая перчатка у него на руке вспыхнула и громко зажужжала.

Странное, желеобразное облако зеленого света вспухло вдруг между нами и вампирами прежде, чем Витто успел нажать на курок. Пули ударили в эту вязкую массу, и она колыхнулась как вода, в которую бросили камни. Траектории пуль, явственно видимые в зеленом облаке, ветвились, разбиваясь на гроздья. Послышалось шипение, острая боль обожгла мою левую скулу, а потом в грудь мне ударило облачко крошечных черных песчинок.

Щит Рамиреса ни капельки не похож на мой. Я выстраиваю практически броню, только невидимую, используя для этого сырую, изначальную энергию. Заклятие Рамиреса основано на принципах энтропии и водяной магии и предназначено для дробления, измельчения и распыления любых пытающихся прорваться сквозь него тел, используя для этого их же собственную кинетическую энергию. Даже магии приходится иметь дело с физикой, и Карлос просто не мог полностью погасить энергию пуль. Вместо этого их собственная инерция раздробила их на миллионы крошечных осколков и рассеяла их, так что попадание их не могло причинить никакого существенного вреда.

Когда облачко свинцовых песчинок ударило в меня, я не испытал, конечно, особо приятных ощущений, но силы их не хватило бы даже на то, чтобы пробить обычный кожаный плащ — не говоря уже о моем, заговоренном.

Если бы у меня имелось время вздохнуть с облегчением, я бы наверняка это сделал. Только у меня его не было. Все мое внимание, все мои эмоции сосредоточились в это мгновение на кончике моего жезла.

— Fuego! — выкрикнул я.

Огненная струя толщиной в хороший телеграфный столб сорвалась с жезла, ударила в землю двадцати футах от нас и, отразившись от него, полетела на Витто.

Все-таки он был быстр. Он едва успел заметить, что его пули не достигли цели, когда огонь обрушился на него — и все же он отпрянул в сторону в отчаянной попытке увернуться. При этом он оказался в точке, дававшей ему возможность прямого выстрела в нас мимо хорошо видимого защитного Родригесова облака, и рука его мгновенно метнулась к поясу и сорвала с него один из метательных ножей.

Будь он смертным, он бы впустую тратил время и силы. Начнем с того, что метательные ножи в реальном бою почти бесполезны — это только в кино или ТВ каждый раз, когда кто-то бросает нож, это кого-то убивает. Ш-шуххх! — и он уже торчит по рукоять в чьей-то груди, прямехонько в сердце. Или глюп! — и он погружается в горло несчастной жертвы, которая, конечно же, сразу умирает. Настоящим ножом трудно убить, если только метнувшему его отчаянно не повезет. Настоящий нож, даже если попадет как надо, острием, как правило наносит несмертельные, хотя и болезненные раны.

Но, конечно, когда настоящие люди бросают настоящие ножи, они не сообщают им скорости двести миль в час. И у большинства не имелось возможности попрактиковаться в этом на протяжении нескольких столетий.

Нож блеснул на лету, и если бы я не выставил вперед плечо, спрятав за него лицо, он вполне мог бы угодить в мою незащищенную шею и убить меня. Вместо этого острие его ударило под углом в заговоренную кожу ветровки, и он, описав в воздухе дугу, звякнул об пол.

Витто упал и перекатился, приглушенно вскрикнув от боли. Левая нога его горела до колена, но он не терял самообладания и продолжал кататься по каменному полу, сбивая пламя. Собственно, это спасло его от моего следующего разряда. Струя пламени промахнулась на какой-то фут и, ударив в тонкую завесу водопада за троном, мгновенно превратила ее в пар. Рядом со мной Рамирес выпустил новый заряд зеленой слизи.

— Гарри! — заорал Рамирес.

Я повернул голову и увидел Мадригала, несущегося к нам со своей пикой в руке. Рамирес метнул в него порцию своего зеленого света, но та разбилась о невидимый барьер в футе от его тела. Письмена на черных лентах, повязанных у Мадригала на запястьях, вспыхнули золотистым сиянием. Что ж, все ясно. Рамирес выпалил еще раз — снова впустую.

— У него оберег, — крикнул Рамирес.