Белая радуга

– Было бы смешно мне сердиться на вас, Эдуард, когда я почти не вижу сестру. Это не значит, что я ее разлюбила и мне стало все равно, нет. Но теперь вы дарите ей куда больше добрых эмоций, чем я.

– А почему у вас вдруг, ну не заладилось? – не удержавшись, спросил Эдик.

Инна тяжело вздохнула, отвела взгляд.

– Это случилось после автокатастрофы, в которой погибли папа и мама. Мы с сестрой всегда поддерживали друг дружку по разным пустякам, которые тогда пустяками не казались. Но как-то не сумели найти нужных слов и эмоций, когда пришло настоящее горе.

– Но ведь у вас все образуется, да? – спросил Редкий.

– Я очень на это надеюсь. Простите, мне нужно бежать, перемена кончается.

За золотистыми стенами гимназии уже заливался вовсю звонок. Эдик проводил девушку взглядом и направился к воротам.

Вдруг он понял, что пришел сюда вовсе не в поисках Эллы. Если верить в теорию Платона, то сердце подсказало ему искать примирения именно с Инной, пусть запоздало, но постараться все ей объяснить. Он был доволен результатом. К тому же утолил зрительный голод, который всегда возникал, стоило хоть пару часов не видеть Эллу.

Теперь он успокоился и решил, что обязательно отыщет своего Котенка ближе к вечеру, даже если придется дежурить до ночи под ее окнами. А сейчас уже не сердце, но долг требовал повидать Антона, доложить ему о разговоре с Платоном и надеяться, что Кинебомба не прикончит его за то, что он проболтался.

Что же касалось Гриши и разорванной пополам пустой визитки, насчет этого Редкий решил пока помолчать.

* * *

Злату разбудил пронзительный детский рев – она дернулась и села, толком не понимая, где находится. Потом вспомнила, что заснула в беседке детского сада. Теперь сад уже был открыт, и какой-то малыш на дорожке к зданию бурно выражал свое недовольство ранним подъемом. Не теряя времени, Злата воспользовалась все той же прорехой в заборе.

Было раннее утро, и солнце только-только просыпалось за кружевной ширмой пепельно-малиновых облаков. Злата решила сперва немного осмотреться и тогда уж решить, что делать дальше.

Она обогнула садик, прошла через один сонный двор, через другой и вдруг сразу, как это бывает в маленьких городках, оказалась в самом его центре.

Девушка вздрогнула и заморгала, озираясь. Конечно же, она узнала городок, тот самый, с которым почти сливался ее родной поселок. Сколько раз они проходили с мамой и другими женщинами через этот сквер с круглоголовым бюстом в центре клумбы и дремлющими на его плечах голубями!

В первый миг она едва не бросилась бежать в сторону парка, чтобы сократить путь к родному поселку. Каких-то двадцать минут, и она дома. А там мама Мирела освободит от пут ее ноющие руки, накормит, приласкает, уложит в постель. Сама сядет рядом и будет тихонько напевать тонким детским голоском древние песни на языке ее народа.

Но нет – после первого же рывка Злата замерла на месте. Ей нельзя приближаться к поселку. Она знает закон: цыганка может в любой момент уйти от своих сородичей в поисках лучшей судьбы, но назад пути уже не будет. Она только доставит горе своей приемной маме. Пусть лучше Мирела думает, что у нее все хорошо.

Тихонько глотая слезы, она поплелась в самый центр, на пешеходку. Перед глазами время от времени сгущался мрак, голова была словно забита ватой. Самым обидным было то, что деньги в карманах джинсов еще оставались, можно было бы купить еды, но невозможно до них дотянуться. Как и в туалет сходить, кстати. Злата шла по пешеходной улице, впереди нестерпимо ярко играли солнечные блики на пяти куполах главного городского храма. В глазах снова потемнело, и девушка мысленно взмолилась: «Поскорее бы упасть в обморок! Очнуться в больнице, руки свободны, а рядом сидит санитарка и кормит меня с ложечки. Как же хорошо!»

В этот момент кто-то крепко схватил ее сразу за оба запястья поверх наручников. Звучный мужской голос произнес ей в затылок:

– Пойдем-ка со мной, я помогу тебе.

Злата отчаянно забилась, не обращая внимания на боль в вывернутых мышцах. Ее поразила сама мысль, что именно сейчас, когда вот-вот придет избавление от мук, она вдруг угодила в лапы какого-то извращенца. На помощь не звала, потому что понимала уязвимость своей позиции: оборванная и в наручниках. Мужчина же, как она успела краем глаза заметить, имел представительный вид, а значит, поверят ему. Злата по-звериному беззвучно боролась за себя.

– Дядь, а дядь, пустите ее! – прозвучал рядом еще один голос, звонкий и по-детски высокий.

На миг прекратив вырываться, Злата разглядела, что за ними с расстояния в пять шагов наблюдает какой-то мальчик в толстовке с надвинутым по брови капюшоном, со школьным рюкзаком на плече.

– Мальчик, пожалуйста, иди, куда там тебе нужно, – с легкой ноткой раздражения сказал ему мужчина. – Не стоит лезть в чужие дела.

– А вы отпустите ее, и мы все разойдемся, – не сдавался мальчик. Говорил он очень спокойно, словно воспринимал происходящее как игру.

– Эта девушка задержана, тебе не ясно? А ну беги!

Мужчина даже ногой топнул, но ничего не добился.

– А я почему-то вам не верю, – задумчиво произнес школьник.