Белая ворона

Тень долго скиталась, нигде не останавливаясь и никогда не теряя осторожности, боясь, что опасность настигнет ее. Долго еще ей мерещились шаги за спиной и кровожадный волчий вой, пока однажды она не проснулась взрослым и сильным единорогом. Тень вспомнила боевые приемы, которым обучала ее мать, и подолгу тренировалась, оттачивая мастерство, ловкость и гибкость. Ей надоело играть по чужим правилам, вечно забиваться в кусты и дрожать всем телом. «Я долго страдала, – думала единорог, – и больше страдать не намерена». Осторожность и подозрительность вошли в привычку, слезы и боль заменились гордостью и ясностью ума. На смену страху пришла хитрость и расчетливость. Сердце обросло непробиваемой коркой, взгляд из добродушного и наивного стал бесстрастным и ледяным. Она превратилась в бойца, сильного и выносливого, хитрого и проницательного, готового ко всему. Единорог перестала общаться со всеми остальными, привыкнув слышать от них только оскорбления, которые когда-то причиняли ей, маленькой, сильную боль. Это была уже совершенно другая Тень: никому не доверяющая, холодная, как лед, на каждом шагу ожидающая нападения или предательства. Ее боялись, ее не любили, но чаще всего просто не замечали, благодаря отточенному до совершенства искусству быть невидимой. Ее поступь не сотрясала землю и не производила шума, она могла легко скользнуть перед самым носом у пугливой лани и остаться незамеченной. Тень стала тенью, полностью оправдав свое имя и сокрыв свою сущность, вытканную из света, глубоко-глубоко в себе, встречая любое живое существо холодным, пронизывающим взглядом и спущенным рогом.

Очнулась Тень глубокой ночью вся мокрая от пота и проливного осеннего дождя. Голова болела, сознание застилал туман. Было холодно и сыро. По чистой случайности или благодаря цвету шерсти ее еще не разорвали падальщики. Тень еще несколько минут лежала неподвижно, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, а затем тяжело поднялась. Болело все тело. Подрагивая от холода, она с трудом сделала пару шатающихся шагов и закашлялась. Надорванное горло тоже заболело. Тень замотала головой и попыталась вспомнить, что с ней произошло. Она чувствовала, что непременно должна вспомнить. Голод давал о себе знать, но Тень спешила укрыться от дождя и немного отдохнуть. Непреодолимо хотелось лечь и расслабить ноющие ноги, может быть, немного поспать. Оглянувшись, она заметила упавшее на ветви большой ели дерево, ветки которого спускались до самой земли. Прихрамывая, с трудом добралась до него и, пригнувшись, зашла в этот, будто специально для нее приготовленный, шалаш. Внутри было почти сухо. Запах хвои стоял в воздухе, две струйки воды сочились из-за веток на жесткую влажную траву. Тень легла подальше от этих струек, без сил уронив голову на землю. «Что ж, – думала она, – по крайней мере, я жива».

Кашель пробрал ее. Нос был забит, она с трудом дышала. «Уже хорошо, – продолжала размышлять Тень. – Я помню свое имя и… свою прошлую жизнь. Еще лучше. Я нашла укрытие и могу без потерь переждать ливень… Но что же случилось со мной?» Единорог пыталась воспроизвести в памяти предыдущие дни своей жизни. Вот она идет, идет, оборачивается на внезапный звук и выглядывает из кустов… А дальше пустота…

Вдруг кусты затрещали и послышались шаги. Они приближались. Тень вся напряглась, но оставалась лежать неподвижно, вжавшись в землю. Она не подняла головы и молча смотрела, как по земле рядом с ее укрытием прошли четыре пары буроватых раздвоенных копыт. Олени. Тень расслабилась. Можно успокоиться и просто оставаться незаметной. Вдруг что-то всплыло в памяти. Олень! Олень и белая пятнистая кошка… очень большая кошка. Снежный барс! К черному единорогу медленно возвращалась память.

– Я сошла сума, – с тихим ужасом проговорила она. – Я безумна…

«О, Небо, что же я творю?! – воскликнула она уже в мыслях, и ледяные слова Радужного снова пронеслись у нее в голове. – Хорошо, что я вспомнила это! Иначе тьма поглотила бы меня, и я бы забыла, кто я есть!»

Собственные размышления привели ее в ужас. И снова черному единорогу показалось, что темные тени вновь окружают ее и зовут, манят, воют. «Надо отдохнуть, – подумала Тень, – мне надо как следует отдохнуть». С трудом она уснула, и ей снились кошмары. То черные тени, шипящие и воющие, то тьма, поглощающая ее целиком, то белоснежный лик Радужного, произносящий: «У тебя ледяное сердце… Не стань первою!»

Проснувшись, Тень долго ждала, пока дождь прекратится. Она понимала, что если снова отдаст себя на растерзание сырости и ветру, то может умереть от болезни, хотя голод и отекшие ноги гнали ее вперед. То и дело ее сотрясал кашель, а влажная слипшаяся шерсть никак не высыхала. Было холодно; все тело ныло, голова немного прояснилась, но все так же болела.