Он закрыл глаза и лежал, как в тот день, когда Тень впервые увидела его. Она тоже закрыла глаза и прищурилась. Сначала ничего особенного не произошло, но она очистила голову от мыслей и слушала пение деревьев, пытаясь самой стать ноткой в мелодии. И вдруг почувствовала: музыка течет к ней со всех сторон, ручейками перебегает по спине и путается в гриве. Внезапно Тень плавно оторвалась от земли и взлетела. Сперва она растерялась, но глянула вниз и увидела свое собственное тело с закрытыми глазами, спокойное и невозмутимое, как и лежащий рядом Светлый. Мимо нее пронесся серебристо-белый дымок. Скорее, это, это был не дымок, а скопление мельчайших звездочек, которые сияли и искрились. Напротив нее дымок остановился, расширился и принял форму головы Светлого, состоящей из сверкающих звездочек. Он улыбнулся ей одними глазами и снова стал дымком, который углубился в лес. Она двинулась за ним, но он ускорялся. От листка к листку несла их невидимая музыка, они летели со скоростью, которой никогда не достигало ни одно живое существо. Но тут дымок замедлил ход и остановился. Он превратился в сверкающую белую бабочку и принялся порхать вокруг Тени, словно играя с нею. «Как у него это получается?» – подумала она и сконцентрировалась на одной мысли – принять форму бабочки. И вот уже бабочка с черными крылышками, состоящими из миллиарда искрящихся черных звезд, порхает рядом с белой, кружась в танце. Вдруг белая бабочка снова распалась на дымок и обратилась жаворонком. Белый жаворонок порхнул ввысь, к кронам деревьев. Черный жаворонок устремился за ним и хотел, было, улететь в Небо, но невидимая сила удержала его у древесных крон. Белый жаворонок стал оленем и поскакал по веткам деревьев вниз. Черная лань уже бежала за ним. Зависнув в воздухе, олень превратился в человека. Он был молод, черты его лица – правильны и благородны, длинные волосы развевались. Воздушные белые одежды ниспадали к его необутым ногам. Черная лань замерла на месте. Человек улыбнулся так, как не улыбаются единороги – не только глазами, но и губами. Он протянул ей руку. Возникшая из черного дымка прекрасная девушка с благородными чертами лица и длинными черными, змеящимися волосами тоже протянула ему руку, и он взял ее ладонь в свою. Ее черные одежды развевались. Не отрывая взгляда от ее глаз, он за руку притянул ее к себе, заключив в объятья. Какое-то время он изучал ее призрачное лицо, касаясь прекрасных черт невесомой рукой. Их губы слились в воздушном поцелуе, который, казалось, длился тысячелетиями. Он все не выпускал ее из своих рук. Но вот она отстранилась и обернулась вороной лошадью, которая поскакала прочь, отталкиваясь ногами от листьев. Он тут же превратился в сокола и обогнал ее. Тогда она стала стрижом и обогнала сокола. Затем они оба снова приняли первозданную форму дымка и со скоростью света полетели обратно. Мгновение – и, увидев свое тело, Тень мягко опустилась в него, следуя примеру Светлого.
Он открыл глаза.
– Никто еще, – сказал он, – не смог раствориться в музыке вместе со мною. Я поражен. Какая сила позволила тебе сделать это?
– Любовь, – тихо ответила она, открыв глаза.
Они помолчали, греясь в лучах солнца.
– Почему мы становимся дымком, когда покидаем тела? – спросила Тень.
– Такой формы наша душа, – ответил Светлый. – Те, кто научились ее слушать и внимать ей, могут придавать ей разную форму. Но для живых существ она невидима.
– Я хотела подняться в Небо, – сказала Тень задумчиво. – Но что-то не пустило меня.
– А я хотел лететь над морем. Но меня тоже не пустили. Мы можем существовать только там, где есть музыка, значит, там, где есть деревья. А души тех, кто умер, поднимаются в Небо. Я это видел. Они не могут, как мы с тобой, сами направлять свой путь. Их уносит за собою неведомая сила…
Они снова помолчали, глядя в лазурную высь.
– Ты так прекрасно поешь… – сказал Светлый. – Спой для меня. Пожалуйста.
Она задумалась.
– О чем спеть? – спросила она.
– Спой про время, – попросил белый единорог.
Она закрыла глаза, вдохнула полной грудью и запела тихим, грустным голосом. Он слушал её, устремив печальный взгляд в Небо, потом закрыл глаза и погрузился в мелодию. Она пела, и губы её дрожали, порождая чудесные звуки: