Однако и «рубка сплеча» требовала определенной подготовки. Какая политическая сила могла стать ее центром? Конечно, кадеты, после Февральской революции запившие место фактически самой правой партии. Со многими кадетами и кадетствующими случилось то, что бывает с прекраснодушными мечтателями и краснобаями, охотно болтающими о «невыносимости» старого режима, пока этот режим существует. Но когда наступает драматический момент его краха и развала, а черты нового еще неясны, их охватывают страх и паника. Крушение старого мира рисуется чуть ли не как крушение мира вообще, как апокалипсис. И тогда вчерашние ниспровергатели готовы чуть ли не поклоняться тому, что еще вчера призывали сжечь. Нередко самые махровые реакционеры выходят как раз из бывших либералов. Политически такого рода настроения выливались в неверие в возможность разрешить проблемы демократическим путем, через Учредительное собрание, в поиски путей установления «твердой власти». «Кадетская партия, — писал В. И. Ленин, — есть главная политическая сила буржуазной контрреволюции в России. Эта сила великолепно сплотила вокруг себя всех черносотенцев как на выборах, так (что еще важнее) в аппарате военного и гражданского управления и в кампании газетной лжи, клевет, травли, направляемых сначала против большевиков, т. е. партии революционного пролетариата, потом против Советов»{13}
.И все же ориентация крайне правых сил на кадетскую партию после Февраля во многом являлась вынужденной: им не по душе была «втянутость» кадетов в «беззубую» политику Временного правительства, «заигрывавшего» с Советами. Со своей стороны некоторые кадеты, считавшие свою партию демократической и отрицательно относившиеся к ее медленному, но верному дрейфу в правую сторону, тяготились растущим монархическим грузом. Поэтому правая часть кадетской партии предпочитала не афишировать свою приверженность реакционным элементам и идее «твердой власти». Так, член ЦК кадетской партии В. Оболенский в своих эмигрантских мемуарах писал, что II. Милюков уже после ухода из правительства пришел к заключению, что «революция сошла с рельс» и кадеты должны готовиться к борьбе с ней «не внутри возглавляющей ее власти, а вне ее». По официально речь, как правило, пока шла об укреплении
Одной из них был «Республиканский центр». Его возникновение, вероятнее всего, относится к середине мая 1917 г. Мало кто тогда знал, что в доме № 104 по Невскому проспекту, где помещалось «Общество Бессарабской железной дороги», находилась штаб-квартира этого центра. В его руководящее ядро входили директор Бессарабской железной дороги, путейский инженер Е. Николаевский — глава центра — и его заместители: инженер П. Финисов, А. Богдановский, Л. Рума. Имена для широкой публики в то время малоизвестные, но люди, стоявшие за «Республиканским центром», и не стремились к рекламе, а, напротив, предпочитали действовать без особого шума. В деловых же кругах Николаевского и других хорошо знали, и потому недостатка в средствах у «центра» не было с самого начала: банковские воротилы охотно ссужали ему деньги «на пропаганду».
Вступавших в «Республиканский центр» не спрашивали: «Како веруешь?» Главное, что требовалось, — это желание бороться с революцией, с большевизмом. Поэтому в центр вступали все — от монархистов до правых эсеров. Официально центр «имел исключительно проправительственное направление» — стремился «помочь Временному правительству создать для него общественную поддержку путем печати, собраний и проч.». И позднее, уже в эмиграции, некоторые бывшие руководители «Республиканского центра» клялись и божились, что они и в мыслях не имели борьбу с «Зимним дворцом», только со «Смольным». Но ведь для всего правого крыла эмиграции, для всех бывших корниловцев лейтмотивом было обвинение Керенского в провокации и предательстве генерала Корнилова, который якобы заносил руку против Смольного, но отнюдь не против Временного правительства. Бывшие «республиканцы» на чужбине, таким образом, шли в том же русле.