«Белое дело». Генерал Корнилов

На последнем заседании, 22 мая, делегаты избрали руководящий орган «союза» — Главный комитет (из 26 человек) и его президиум. Председателем Главного комитета был избран выходец из московской аристократической среды правый кадет Л. Новосильцев, его заместителями — полковники В. Пронин и В. Сидорин, будущий активный участник корниловщины и донской контрреволюции. Последнее заседание съезда совпало с уходом Алексеева с поста Верховного главнокомандующего: его сменил генерал А. Брусилов. Но в признание особых заслуг Алексеева в деле создания офицерского «союза» он был избран первым почетным его членом. Алексеев уехал из Могилева, был зачислен правительством «в резерв» и на какое-то время отошел в тень. Несомненно, однако, что связей со Ставкой и Главным комитетом «Союза офицеров», который обосновался при Ставке, он не порвал. Пе случайно позднее, в дни августовского Государственного совещания, когда организационная подготовка контрреволюционного выступления Ставки практически завершилась, Корнилов предложил встать «во главе движения» Алексееву как создателю «Союза офицеров» — его источнику и ядру. Еще позже, в критическую минуту для Ставки и «Союза офицеров», наступившую после провала мятежа, Алексеев сыграет важную роль: будет делать все возможное, чтобы вывести их из-под удара, максимально сохранить офицерские кадры корниловщины. А еще некоторое время спустя, по всей вероятности в канун Октября, он приступит к созданию так называемой алексеевской организации, которая займется нелегальной переброской корниловцев на Дон… Вся эта ниточка, проследить которую мы, к сожалению, можем пока только пунктиром, несомненно, берет начало там, в Могилеве, при создании офицерского «союза».

Организационно «союз» состоял из отделов и подотделов, которые создавались при штабах воинских частей, военных округов и военных ведомствах. Они имелись в Петрограде, Москве, Киеве, Одессе, Севастополе, Саратове и других городах. Через них очень быстро были установлены связи с фронтами, военным министерством и другими ответственными военными учреждениями. Особое внимание было уделено налаживанию связен с правыми, или, как говорили в Главном комитете, «национально настроенными группами» — политическими, общественными, торгово-промышленными. Взаимоотношения с ними предлагалось строить по следующей формуле: «союз» дает «физическую силу», а «национальные круги» — деньги плюс (в случае необходимости) «политическое влияние и руководство».

Главный комитет «союза» развернул довольно активную антибольшевистскую и антисоветскую пропаганду, стремился сплотить многочисленные военные организации, общества и лиги, пропитанные духом контрреволюционного реванша и черносотенства, приступил к разработке программы создания «ударных батальонов», которые должны были стать ядром новой армии, способной «восстановить порядок».

С самого начала Главный комитет, да и весь «союз» попали под подозрение весьма настороженного, недоверчивого Керенского. Хотя «комитетчики», как уже отмечалось, заявляли о своей лояльности правительству, Керенский как военный министр, несомненно, получал информацию о том, что члены Главного комитета в Ставке, недовольные всей послефевральской политической обстановкой, ищут выхода из нее «через правую дверь». Впоследствии, в эмиграции, некоторые бывшие члены Главного комитета (Л. Новосильцев, С. Ряснянский и др.) своими мемуарами подтвердили эти подозрения. Из их мемуаров следует, что уже при создании «союза» и Главного комитета внутри его сформировалось конспиративное ядро (примерно в 10 человек), вынашивавшее план выдвижения Алексеева в диктаторы. В случае успеха созыв Учредительного собрания отвергался: практически все члены группы были монархистами.

В начале и середине июня некоторые руководители комитета (Новосильцев, Сидорин, Кравченко и др.) побывали в Петрограде и Москве, где установили связи с руководством кадетской партии и организациями, стоявшими правее кадетов, — еще функционирующим Временным комитетом Государственной думы, в котором по-прежнему стремился играть «роль» Родзянко, с некоторыми банковско-промышленными объединениями октябристского толка. Важнее всего, конечно, для «главно-комитетчиков» была позиция кадетов. В общем им дали попять, что, хотя кадеты «сердечно сочувствуют намерениям Ставки», прямо втягиваться в их реализацию они пока не считают возможным, предпочитают выжидать. Часть кадетов еще надеялась, что на рельсах коалиционной политики с социалистами — меньшевиками и эсерами — удастся повернуть ход событий в нужном направлении. Обеспокоенность вызывала у них и склонность ставочных политиканов к поспешным, авантюристическим действиям.