При этом первая декада дома была сносной — «изверг» учил нас контролю над эмоциями, способности предсказывать эмоциональные всплески и контролировать их, давал теорию построения направленных эмпатических связок, заставлял зарисовывать эмоциональный спектр, выстраивать вокруг эмпатический щит, показывал примеры точечного считывания, в котором Наставник был по-настоящему силен.
Меня больше интересовала теория направленных эмпатических ударов, но этой темы Настаник коснулся единожды и больше её не поднимал.
«Нельзя внушить эмоции» — повторял он раз за разом, расхаживая перед нами по учебному классу, — «но можно транслировать свои. А для этого необходимо, чтобы они у вас были, и чтобы вы точно могли отделять одну эмоцию от другой! Наращивать потенциал и обращать его против оппонента. Но проблема в уровне эмоционального спектра — с некоторыми отклонениями — у каждого Высшего уже есть свой собственный эмоциональный фон, и чтобы «пробить» его нужно обладать большим эмоциональным зарядом, это ясно? При этом, если вы все эмоции израсходуете на «удар» — очевидное следствие — это выгорание».
А после декады теории началась практика.
Рэйко Хэсау перевелся из Корпуса в Кернскую Академию, об этом мне поведал дядя Хок, который приехал почти сразу, как только мы прибыли с Юга.
«Из-за потери репутации» — хмыкнул Хоакин тогда. — «Поделом. Щенок позволил, чтобы его стреножили, как барана, закатали в ковер голым и подложили в качестве подарка в один из гаремов.
«Щенок заслужил» — процедил тогда дядя Хок сквозь зубы. — «Но пока он — Хэсау, мы будем его вытаскивать».
Темы дяди Люци мы не касались — негласно наложив вето — слишком свежо это было, слишком перехватывало дыхание, в попытках поговорить.
И я перестала пытаться. Ожидая, когда стихнет.
Дядя Люци оставил мне наследство — и переписал всю личную собственность, разделив её пополам между мной и Дандом — и за это я была ему признательна.
Глаза Дандалиона стали большими, влажными и круглыми, когда он получил дарственную, заверенную личной печатью силы — теперь у него есть маленький домик в пригороде столицы в хорошем районе, где живут зажиточные гильдейцы.
Дядя Кастус морщился, но молчал, и я бы тоже не стала возражать сиру Хоакину в тот момент — он порвал бы каждого, кто осмелился бы оспорить последнюю волю брата.
Шесть декад «Изверг» не продержался. Его выгнали через три.