— Я хотела поговорить об этом дома, под защитой, у Алтаря, но… повинуюсь Главе, — я открыла глаза, встала напротив и выпрямилась, легко выдержав и взгляд, и силу.
— Ты виновата в неуважении, на колени, — хрипло повторил дядя, и я почувствовала силу приказа, как дуновение ветра, который нежно обнял меня, заставляя гнуть вниз плечи.
Сейчас напротив стояла не Вайю Блау, а темный целитель. Мастер девятого круга, мастерство которого было просто уже некому подтвердить.
Последняя Глава рода Блау.
— Ты виноват, больше, чем я! — бросила я ему в ответ тихо. «На колени!» И вернула обратно всю силу, которая гнула плечи и заставляла склонить голову. Всю — до капли, а дядины глаза расширились, когда родовая печать на его груди вспыхнула темным облаком.
Колени подрагивали, сила металась между нами туда-сюда, не в силах определиться и решить, не в силах выбрать, темное облако вспыхивало между нами, печать пульсировала, мы — мерились правом и — стояли. Оба.
«Ты виновата в неуважении, — обвинял дядин взгляд. — Оспариваешь мои приказы, виновата в непослушании».
Сколько мы стояли друг напротив друга? Мгновение, два, три? Мне казалось целую вечность за гранью я пытаюсь держать спину ровно, и выпрямлять колени, которые так и норовили подогнуться.
Стоять до конца. Стоять до смерти.
Сила металась между нами вспуганной птицей, но так и не определилась — кто?
Дядя отвел взгляд первым, поведя между нами рукой и разрывая поединок взглядов.
— Не стоит бросать вызов, Вайю… если ты не готова пойти до конца…
***
Вина мне налили — на два пальца, себе — на четыре, и потом ещё полбокала.
Молчание было тягостным. Не время и не место для этого разговора. Хотя… есть такие разговоры для которых всегда не место и не время.
Разговоры, которые хотелось бы отложить на следующую жизнь.
Я смотрела на золотой кругляш печати Главы на фоне черного камзола, и не могла отделаться от по-детски глупого желания провести эксперимент — исследование, если мы отдадим приказ одновременно, чье слово родовой артефакт сочтет приоритетнее?
Гнев поднимался внутри жаркой волной.
А он мне… на колени.
Обида внутри колючим комком подкатывала к горлу, перехватывая дыхание.
Любовь ворочалась внутри теплым комком, перемешиваясь со снисходительностью и … усталостью. Любовь смывала обиду, гасила гнев, согревала внутри так, что стало жарко. Так много, что…
— Эмпатия, — пискнула я задушено, встретившись взглядом с дядей, и виновато опустила глаза. Как будто подсмотрела что-то личное, вторглась туда, куда меня не звали, без спроса заглянула в замочную скважину. — Я не хотела…
Волна гнева вернулась, потом резко схлынула, на место гнева пришла обреченность, и — опустошение, и… дядя взял себя в руки.
В обивке кресла почти появилась дыра, которую я проковыряла бездумно, за пару мгновений молчания.
«Доверие» — всплыл в голове голос Луция.