Белые лилии

Бэйлор передает мне малютку Джордан. Ей нет еще и месяца. Я понимаю, чего Бэйлор хочет этим добиться. Она хочет, чтобы я привыкала к детям. Но младенцы меня не любят. Джордан корчится, плачет, у меня на руках ей явно ужасно неудобно. То, что мне так нелегко это дается, только усиливает мое волнение.

Гриффин спускается вниз, поддерживая беседу со всеми, кто к нему обращается, но остается при этом совершенно отстраненным. Он сидит в углу гостиной и смотрит на меня задумчивыми серыми глазами. Он обдумывает, как это сделать? Или решает, как бы помягче меня отвергнуть? Я старательно избегаю его строгих взглядов, общаясь с близкими Эрин.

Большинство присутствующих уходят с последними лучами заходящего солнца. Родители Эрин относят вещи в машину, а ее сестры и племянницы помогают все убрать, помещая остатки еды в морозилку – Гриффину этого хватит еще на месяц. Все со слезами прощаются, и мы обещаем друг другу вскоре снова встретиться. Несмотря на то что Горошинка им не кровный родственник, им даже в голову не пришло относиться к нему как-то иначе. Они приняли меня в свою семью как дочь, как тетю, как сестру. Они стали моей второй семьей и еще одним кругом поддержки для Эрона.

Когда последние родственники Эрин уходят, я закрываю входную дверь. Внезапно дом кажется огромным. Я понятия не имею, где сейчас Гриффин. Наверное, в своей спальне. Мне неловко оставаться здесь одной. Мне еще никогда так не нужна была чья-нибудь компания, как сейчас. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой. Я прикасаюсь к своему растущему животу и напоминаю себе, что я не одна.

Потом я поднимаюсь в свою спальню и упаковываю вещи. Я ставлю чемоданы рядом с входной дверью и иду искать Гриффина, чтобы сообщить ему, что уезжаю. Дверь в его спальню приоткрыта.

– Гриффин? – Я осторожно открываю дверь пошире и оглядываю комнату. Костюм, в котором он был на похоронах, валяется скомканным на полу. На диване лежат подушки и одеяло, и когда я замечаю несмятую постель, я понимаю, что Гриффин спал на диване. Он не смог заставить себя спать в их постели без Эрин. Он спал на диване с тех пор, как Эрин перебралась на первый этаж? Теперь, когда все уехали, он сможет спать в комнате для гостей. Какая-то часть меня надеется, что он выберет комнату, в которой жила я. Какая-то часть меня надеется, что он будет лежать на той же подушке, что и я, и вдыхать мой запах. Все части меня надеются, что Эрин не проклинает меня сейчас с небес за то, что я этого хочу.

Я прохожу мимо детской и в сотый раз задумываюсь, здесь ли будет расти Эрон. Эрин не упустила ни одной мелочи. Одна стена расписана на бейсбольную тему. Сама Эрин терпеть не могла бейсбол. Это еще один самоотверженный поступок с ее стороны. Зная, что спорт очень дорог для меня и для Гриффина, она, наверное, надеялась, что мы передадим любовь к спорту и Эрону. При обустройстве комнаты она намеренно не использовала названия ни одной из команд, и мне очевидно, что Гриффин тут нечасто бывает, иначе он бы заметил, что я накупила целую кучу детских одежек с логотипом «Янкис».

Я спускаюсь по лестнице и проверяю заднее крыльцо, но там никого нет. Я с грустью думаю о том, что Гриффин, наверное, больше не будет сидеть на любимом месте Эрин. Есть еще только одно место, где он может быть. Я спускаюсь в его студию. Когда я появляюсь в дверях, Гриффин меня не замечает, так что я молча наблюдаю за ним. В одной руке он держит фотографию. В другой – бутылку виски.

Глядя на фотографию Эрин на доске, он кричит:

– Какого черта ты от меня хочешь?!

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но задеваю каблуком о порог, Гриффин оборачивается и замечает меня.

– Я кричал не на тебя, Скайлар.

– Знаю. Оставлю тебя одного. Я просто зашла попрощаться. Я возвращаюсь в свою квартиру.

Я поворачиваюсь к выходу.

– Подожди! – кричит Гриффин мне вслед. – У тебя есть полное право жить здесь. Это и твой дом тоже.

Я качаю головой.

– Я не знаю, о чем она думала.

– Нет, знаешь. – Гриффин приближается ко мне. – Мы оба прекрасно это знаем. Чего я не понимаю, так это как она могла написать нам такое обыденное письмо? Просто коммерческая сделка, черт возьми! У нее не нашлось для нас прощальных слов?

Гриффин делает большой глоток виски, и я с радостью замечаю, что бутылка еще почти полная. Он ходит взад и вперед по комнате. Я почти физически ощущаю его напряжение.

– Разделите мой чертов прах. Разделите мой чертов дом. И все?

Я никогда не видела Гриффина в такой ярости. Ну, может, за исключением того случая, когда он ударил парня после бейсбольного матча. Нет, сейчас все гораздо хуже. Сейчас он зол на Эрин, а ее здесь нет, и она не может за себя постоять.

– Гриффин, это несправедливо. Она произносила свою прощальную речь весь прошлый месяц. Ты знаешь, как сильно она тебя любила. Ты знаешь, как много ты для нее значил. Тебе правда важнее увидеть это написанным в письме, чем запомнить слова, которые она сама произнесла?

– Да! – кричит он. Он указывает пальцем на нас. – Мы с тобой всю душу ей излили в последний день. Мы не хотели, чтобы она ушла, не зная всего, что мы чувствуем.