Белые лилии

Он делает еще глоток виски.

– А вдруг она передумала? Откуда я должен узнать, что мне делать? Что нам делать дальше? Какого черта она решила, что может покинуть нас, не сказав, чего она хочет? Как она могла быть такой эгоисткой?

Я подхожу к нему и даю ему пощечину. Вторую пощечину в своей жизни. Да как он смеет?!

Он прижимает ладонь к покрасневшей щеке, и фотография, которую он держал в руках, падает на пол. Я взглядом слежу за фотографией и вижу, что на ней я. Это фотография из Центрального парка. Та, про которую он сказал, что это его любимая.

– Эгоисткой?! – кричу я. – Ты считаешь, что она была эгоисткой? Я за всю свою жизнь не встречала более самоотверженного человека, чем Эрин. Она отдала мне своего ребенка. Она отдала мне своего мужа, черт побери! Кто еще был бы на такое способен? Да она, черт возьми, святая! Клянусь богом, если ты еще раз назовешь ее эгоисткой, я выбью твои чертовы зубы!

Я еще никогда не была так рассержена и подавлена одновременно. Слезы текут у меня по щекам, но я слишком обозлена, чтобы их вытирать. Слезы затуманивают мое зрение, но я почти уверена, что Гриффин испытывает те же самые чувства.

Он кидает бутылку в стену, от чего она разбивается вдребезги, а жидкость растекается по кафельному полу.

– Черт побери, Скай! Прекрати чертыхаться!

– Почему, Гриффин? – Я вопросительно приподнимаю брови. – Почему тебя так заботит, что я чертыхаюсь? В чем дело?

Гриффин шумно выдыхает.

– Дело в том, что, когда ты чертыхаешься, я тебя хочу, ясно? Когда ты так говоришь, я хочу бросить тебя на землю и оттрахать.

Я открываю рот от изумления: я потеряла дар речи. Мы смотрим друг на друга еще пару секунд, а потом наши ноги сами делают шаг навстречу друг другу, и наши тела соединяются.

Я готова поклясться, что, когда наши губы сливаются воедино, мы оба вскрикиваем от боли. От боли, что Эрин ушла. От боли, что мы боимся, что причиним боль ей. Мы слегка отстраняемся друг от друга и смотрим друг другу в глаза. Видно, что Гриффину это нужно. Мне это нужно. Может, именно так это и должно произойти. Может, надо сорвать пластырь одним резким движением.

Он обхватывает мое лицо ладонями и снова приближается губами к моим. Они соединяются в идеальном, пусть и нерешительном, чувственном танце. Но как только наши языки переплетаются, я растворяюсь в нем. Я знаю, что нами движет горе. Я знаю, что выпитый Гриффином алкоголь это позволяет. Я знаю, что мое сердце этого жаждет. В эту секунду я разрешаю себе отпустить боль и полностью отдаю себя ему.

Гриффин берет меня на руки, а я обвиваю его ногами за талию. Наши губы все еще сливаются в поцелуе, когда он поднимает меня по лестнице и несет ко мне в спальню. Он опускает меня на пол, и мы срываем друг с друга одежду так, словно скоро наступит конец света и у нас остался последний шанс быть вместе.

Он через голову стягивает с меня футболку. Его большие ладони обхватывают мою грудь, и я издаю стон от прикосновения мужских рук к моему телу после столь долгого времени. Прикосновения мужских рук к моей плоти всегда были такими приятными? Я трепещу, когда он снимает с меня бюстгальтер и разглядывает мою грудь, пока его пальцы ласкают мои соски. О боже. Какие они чувствительные! Я не могу сдержать стон удовольствия, все мое тело отвечает на его ласки.

Я тяну за пуговицу у него на джинсах, и Гриффин ненадолго убирает ладони с моей груди – лишь для того, чтобы мы могли избавиться от оставшейся одежды.

Мы стоим обнаженные и изучаем друг друга. Разгоряченный взгляд Гриффина вдруг становится холодным, остановившись на моем животе, который теперь выступает достаточно, чтобы поведать о нашем секрете всему миру. Он что, забыл об этом? Теперь он прекратит делать то, что бы он ни делал?

Гриффин почти сразу возвращается к моим соскам, но на этот раз ласкает их ртом. Он подводит меня спиной к кровати и опускает меня на нее, не переставая ласкать мою грудь. В то же время рукой он находит мой пульсирующий клитор, и я выкрикиваю:

– О боже, да!

От моих криков он начинает работать еще усерднее. Его язык кружит вокруг соска. Он облизывает, посасывает и пощипывает. Гриффин вводит в меня палец и шепчет что-то про то, какая я мокрая. Ощущение его пальцев внутри доводит меня до безумия. От его горячего дыхания на моей груди, когда он произносит изумительно непристойные слова, рассказывая, что он хочет со мной сделать, все внутри меня начинает трепетать, я двигаюсь на его пальцах, на его губах, на его словах к сногсшибательному оргазму.

Когда я снова могу сфокусировать взгляд, я замечаю, что он смотрит на меня с благоговением.

– Черт, Скай. Я должен снова это увидеть.