Белые пешки

– Это же МГУП, – попыталась пошутить она. – Тут может случиться что угодно. Демонический ректор… – Она не сдержалась и все-таки прыснула. – Конечно, тоже, но это менее вероятно, чем плохие трубы!

Ася кивнула и ухватила Марти за локоть. Та напряглась еще больше, но ничего не сказала. Саша покосилась на ее колечко-коготь, подмечая занятную деталь: красный камень мерцал слишком ярко. Так бывало, Марти звала это тревожной сигнализацией. Что она там вещала про фон?.. Так, стоп. Саша опять уставилась на сосульки.

– Пойдемте в «Пиццу Хат», а? – миролюбиво предложила Ася. – Я тут все время поскальзываюсь. Да и… – Она помедлила, снова посмотрела под ноги. – Этот лед… я вспомнила кое-что, не хочу…

У нее тревожно упал голос, но закончить она не успела.

– Девушки! – прогремело на весь холл. – Что вы тут делаете? Опасно! А ну брысь, жить студенческой жизнью, то есть косить от знаний!

В дальнем конце коридора появилась шаткая фигура и, оскальзываясь, устремилась к ним. Саша быстро узнала ректора: по лиловой рубашке, дорогущему костюму и неизменно пыльным ботинкам. Он нес под мышкой портфель и балансировал второй рукой. Волосы растрепались, вообще вид был взмыленный. Красная физиономия, синие губы – видно, давно тут бегал, выясняя, что стряслось, и разгоняя сотрудников.

– Здравствуйте, Арсений Викторович! – сказала Саша хором с Асей.

– Замерзли? – сочувственно спросила последняя.

– Что это? – мрачно поинтересовалась Марти, кивая на холл.

Володарский громко чихнул, а потом развел руками.

– Внештатная ситуация. Трубы прорвало. А с нашими-то хлипкими стенами…

– И прямо вот так накрылось отопление? – Марти скрестила у груди руки и возвела глаза к сверкающим люстрам. – Зима ранняя, холодно, но все не могло так обледенеть.

Саша пихнула ее, Ася смущенно заерзала. Но ректор, ничуть не впечатленный резким тоном, лишь смахнул волосы со лба и многозначительно подмигнул:

– Ладно, раскусили. Я люблю сеять хаос, вот и заколдовал собственный университет, чтобы вас, именно вас позлить! – Он прыснул, но тут же посерьезнел и уже нормально объяснил: – Прокладывают новые коммуникации, кое-что попортили и вовремя не перекрыли, случился казус. Занятия отменены, чинимся. Ух… как я замерз.

Все сходилось, теперь-то Марти должна была успокоиться. Саша улыбнулась, взяла подруг за руки покрепче и спросила:

– Тогда мы пока пойдем? Посидим где-то?

Володарский величественно кивнул:

– Считайте себя свободными людьми, до обеда точно, ну или езжайте сразу на Сухари, если следующие пары у вас там. Я вот рисковал жизнью, перетаскивая кое-какие печатные раритеты и добывая папку из кабинета! – Он осекся, пристальнее в них вгляделся. – Асенька, а что же вы грустите? Тоже заледенели, да?

Он так и ел глазами задумавшуюся Асю. Та ковыряла лед носком сапога. Она нехотя подняла глаза и потеребила красный широкий шарфик.

– Я просто вспомнила кое-что. Мой… один человек… неважно.

Тут и я сообразила, чего она так расстроилась. Они с Максом всегда ходили на каток зимой, могли кружить часами. Еще один спорт, который Ася полюбила не сама, еще один спорт, потерявший для нее смысл с отъездом Макса. При мне она швырнула коньки на антресоль и сейчас, когда выпал снег, отказалась доставать. На каток я хожу без нее. Вот и в разговоре с ректором лицо у нее стало такое потерянное, будто она вот-вот заревет. Еще ведь и Макс, дурень такой, не пишет и не звонит уже месяц – похоже, далековато уплыл. Предстоящие праздники будут для нас первыми без него. Не знаю, что вообще получится с этим Новым годом. Наказание какое-то.

– Саш, а вы замерзли? – спросил Володарский, когда они покинули здание и направились к воротам. Там уже парковалось несколько авариек.

– Ну… немного, – ответила та, поправляя меховые наушники. – Настоящая зима.

– «Крестьянин, торжествуя…» – начал было ректор напыщенно.

– Арсений Викторович, а вы что, не заняты? – бесцеремонно перебила Марти. Она сунула руки в карманы и двигалась на некотором расстоянии, точно боясь запачкаться. – Куда вы за нами идете? Мы на трамвай вообще-то.

Саше стало стыдно, но она промолчала, а для пинка Марти была недосягаема. Володарский – вот же терпение! – непринужденно рассмеялся.