– Да просто вдруг возникла мысль пригласить вас в симпатичную кофейню вон за тем домом, – он махнул на большую кирпичную новостройку. – Выпить чего горячего. А то я сегодня и не завтракал, так спешил, и, как уже сказал, закоченел как цуцик…
Тут Саша все-таки насторожилась: не чересчур ли? Ей не хотелось хамить, как Марти, но все же она осторожно, как можно более мирно уточнила:
– А вы со всеми студент
Арсений Викторович только улыбнулся еще шире, не похоже, что обиделся:
– Если это лучшие силы института, полиграфии и вообще мира, почему не пойти-то? – Он рассмеялся, но спустя мгновение, оглядев лица «лучших сил», нахмурился: – Ну конечно, если устав университета запрещает ректору пить кофе со студентами и относит это к рангу асоциальных отношений, я абсолютно не хотел бы показаться навязчивым. Хотя опять же, поймите правильно: у меня дочь – ваша ровесница.
– То есть вы женаты? – напрямую поинтересовалась Марти. Не тем тоном, которым обычно спрашивала это у красивых мужиков.
– Нет, я один в этом мире, – скорбно произнес Володарский, закатывая глаза. – И дочь выдумал, чтобы вы потеряли бдительность. У меня только собака есть. Вшивая.
Саша прыснула: достойный ответ! Даже Ася засмеялась. А вот губы Марти нервно скривились. Она явно не собиралась сменять гнев на милость, с надеждой уставилась на громко звенящий в отдалении 27-й трамвай… Но ничего сделать не успела.
– Раз вы такой честный, мы можем составить вам компанию, – за всех сказала Ася. Лицо ее перестало быть таким грустным, и только это не дало Саше ее треснуть. – Ненадолго. Нам правда скоро ехать на СРЯ.
– Насря… – явно хотел как-то подростково-филологически сострить ректор, но покосился на Марти и благоразумно осекся.
Подмерзнув, все они прибавили шагу, болтать перестали. Пиная перед собой обледенелый комок земли, Саша сосредоточенно покусывала губы. Было… странно. Все выглядело мило, но ни фига она что-то не горела желанием пить кофе с ректором. Да и Марти продолжала тихонько психовать. Саша не понимала бреда, который Марти иногда несла – что ректор
«Макса тебе не видать».
А правда ведь. Неужели это так прищемило ей хвост?
– О капитан, мой капитан!..
Саша отвлеклась и покосилась на ректора, шепотом читающего Асе какие-то там стихи про мореходов, – вот же козел, нашел что читать! Но он так забавно округлял глаза, так заразительно изображал актера-трагика, так произнес «На палубе мой капитан погибший распростерт», что Ася слушала с явно искренним интересом, кивала иногда в такт. Не счастливая, но воодушевленная – неплохо. Как не хотелось, чтобы она снова загрустила, чтобы думала о катке! Саша попыталась взять за руку Марти. Та ненавязчиво отступила. Гадюка! Саша вздохнула, нахохлилась, но тут же, к своему облегчению, увидела золотисто-ореховую дверь с ранним, но очень симпатичным остролистовым венком. Прямо как из какого-то западного фильма.
Вообще-то Саша не любила кофейни с подобными венками, красными занавесочками и маленькими столиками, за которые не усядешься большой компанией. От них веяло для нее левым налетом элитарности и
Они сели – столик оказался вполне просторный, а на нем симпатичная ваза с ядрено-фиолетовыми крашеными розами. Володарский заказал пирожные и горячий шоколад – сразу четыре чашки, отказался брать деньги и заверил, что «все в счет будущих успехов, которые прославят институт». Какое-то время все молчали: Саша с Асей неловко, Марти – настороженно, а ректор с явным ожиданием. Вел он себя сейчас, кстати, вполне по-джентльменски. Не как когда жрал вонючие сухарики на зачислении.
– Ну, что скажете о потоке? Нравится учиться? – наконец поинтересовался Арсений Викторович, откидываясь на спинку стула. Не придумал лучшего способа начать светскую беседу.
– Очень, – честно ответила Саша. – Столько интересного изучаем!
Ася закивала, но в мирном русле утвердиться не вышло.