Белые пешки

Кир. Как иногда хочется «озадачить» тебя по морде. Рано или поздно найдется кто-то, от кого ты по ней получишь, наверняка. Но это я не со зла, наоборот. Желаю уберечь свои смыслы, иначе ты станешь опасным для общества. И знаю, тебе плевать, но все-таки помни: один неоперившийся Пэтух, с которым дружит твоя девушка, очень тебя ценит. Уважает и признает, что ты говоришь и делаешь много правильных вещей. Может, сегодня я понял тебя чуть лучше. Хотя…

Нет. Не только ты, ВСЕ, все вы. Понимание – такая штука… ну вот, возникла мысль – и путается. А ведь крутилась давно.

Вот. Послушайте, дети мои, я должен сделать признание. Я вас всех люблю, буду любить всегда, но я никого из вас не понимаю. Даже тебя, Асёна! Да и не чувствую себя особо… понимаемым. И это нормально. Мы все с этим разберемся. Позже. Так, а к чему все было-то? Ла-адно… хватит кудахтать. На самолет, на самолет. Пока, моя банда. Всем добра.

Искренний и совершенно трезвый,

Ваш Макс

22.06.2006. Ника

Опять я. Странно, мне этот дневник оказался нужнее всех, хотя я громче всех орала, что затея тупая. Но сегодня я ненадолго. Просто пока ребята гуляли, я готовилась к экзамену, а теперь вот гудит голова. Не только из-за зубрежки. Мне плохо. На самом деле. Смешно, прошлую запись делала на таком подъеме, вся из себя уверенная решала! А тут эти… шмотки!

Ася сидела перед зеркалом, прикрыв глаза, а Ника колдовала над ее волосами: расчесывала, укладывала, заплетала, закалывала. Много вариантов было в голове, и все Ника уже перепробовала, остановившись на «чем-то шикарном и диснеевском». Парикмахер жил в ней с детства; она обожала красивые прически, может, потому, что самой ей их не делали. Мама считала копание в чужих волосах «гадостью обезьяньей».

– Все. Осталось полить лаком. У Марти крутой есть, с блестками.

Ася вынырнула из мыслей и глянула на отражение. Ника посмотрела поверх ее головы и встретилась глазами с незнакомой взрослой девушкой, действительно будто с диснеевской принцессой, сменившей принцессу из «Бременских музыкантов». У принцессы была высокая башенка на макушке. В башенке поблескивали звезды.

– Спасибо. – Ася дотронулась до игриво спадающего локона. – Изящно как…

– Да-а, шея-то шикарная у нашей Аськи, а я и не замечала! – отметила Марти, сидя на письменном столе и болтая ногами. – Ну даешь, Никусь! Попрут из органов – будешь стилистом!

– Красиво! – похвалила и Саша, вставая с кресла. – Как невеста!

Ася склонила голову, все вглядываясь в отражение. А потом вдруг подняла руки и резко вынула заколки. Волосы, еще не закрепленные лаком, рассыпались по плечам.

– Извини, – прошептала Ася одними губами. Казалось, она сама испугалась поступка и теперь ждала расправы. – Просто я подумала… для меня слишком… ну…

Смело. Непривычно. Взросло. Бесповоротно.

– Так еще лучше. – Ника, по-прежнему нависая над ней, натянуто улыбнулась. Сама не поняла, почему вдруг стало горько. – Ты же Серпентинка. А не какая-то там Золушка. – Она взяла расческу и провела несколько раз по волосам подруги. – Да. Так лучше.

– Настоящая Серпентинка! – подтвердила Марти, спрыгнув со стола. – Ну-ка встань и посмотри на себя в полный рост!

И она, прошествовав по комнате, царственно распахнула дверцу шкафа. Ася подошла, оправила белое платье. Рядом появилась сама Марти – в черном, коротком, кружевном, потом и Саша приблизилась к черно-белым подругам. Между ними она выглядела удивительно гармонично в сарафане аквамаринового цвета.

– Прелестны, – расцвела Марти. Заметив, что Ника так и стоит у трюмо, подошла, заглянула в лицо, мягко забрала расческу. – Эй. Может, тоже поедешь?

Почему нет? Ника тоже не какая-то Золушка, а скорее Мулан, ее никто не заставляет перебирать бобы и подметать дорожку, у нее нет злой мачехи. И все же…