Белые пятна

«…Верхолетов вместе с другими лицами совершил тяжкое преступление. Однако в установленном законом порядке он не наказан. Неоднократные указания прокуратуры РСФСР о принятии необходимых мер для решения вопроса о привлечении названных лиц к уголовной ответственности остались неисполненными. Необходимо проявить максимальную активность и принципиальность в осуществлении полномочий прокурора. Прошу обеспечить рассмотрение вопроса в областном Совете народных депутатов в строгом соответствии с законом».

В областном Совете к тому времени уже несколько месяцев лежал без движения документ, подписанный прокурором области Виктором Леонтьевичем Журавлевым. Повторяя все, что уже известно читателю, областной прокурор добавлял: преступление, совершенное Верхолетовым, квалифицируется по двум статьям Уголовного кодекса — 92-й часть 2-я (предусматривает лишение свободы до 7 лет) и 170-й часть 1-я (предусматривает лишение свободы до 3 лет). Это значит: положительные отзывы об общественной деятельности виновного, даже если они и были бы справедливы, сами по себе от ответственности не освобождают, а лишь могут смягчить наказание, которое изберет суд.

И каким же был ответ? Верно, вы угадали: «В даче согласия отказать». Довод? Он краток: «Учитывая заслуги т. Верхолетова Н. П. в развитии сельскохозяйственного производства и в общественной жизни». О его преступлении? Ни одного слова! Ни одного… Словно в представлении прокурора про это не говорилось вообще. Кто отказ подписал? Заместитель председателя исполкома А. А. Глушенков и секретарь И. Т. Белозубов.

Прокуратура решила не складывать рук. Виктор Леонтьевич Журавлев сделал новое представление. Текст его занимает пять с лишним страниц. Снова приведены цифры. Изложены факты, свидетельствующие никак не о заслугах — о целой серии преступлений, об уроне, который понесло государство. «Отказ в даче согласия на привлечение к уголовной ответственности Верхолетова ведет к тому, что все лица, совершившие преступления, организатором которого является директор птицефабрики, останутся ненаказанными. Привлечь их, не привлекая Верхолетова, невозможно, поскольку нельзя наказывать второстепенных участников преступления, оставляя безнаказанным главного… Возникшая ситуация противоречит ленинскому принципу неотвратимости наказания за совершенные преступления…»

Сдержанный тон письма скрывал (думаю, это почувствует каждый) неподдельную боль. По существу, прокурора лишали возможности исполнить до конца, по закону, свой профессиональный, государственный долг. Вместо того чтобы отправить преступника на скамью подсудимых, ему предлагали перед ним извиниться и даже пожать его честную руку — в благодарность за «воспитательную работу среди населения».

Опуская перед прокурором шлагбаум, покровители «сильной личности» сами закона не нарушали. Они им злоупотребляли. Слово резкое и ответственное, но другого подобрать не могу.

Закон СССР «О статусе депутатов…» включил в себя правило, которым мы вправе гордиться. Великолепное правило — свидетельство дальнейшего развития социалистической демократии, значительного расширения прав тех, кто носит высокое звание народного депутата. Если раньше личной неприкосновенностью пользовались только депутаты Верховных Советов, то теперь без согласия органа, в который они избраны, депутатов любого

Совета нельзя подвергнуть аресту и привлечь к уголовной ответственности.

Для чего введено это гуманное, всем нам нужное правило? Разумеется, для того, чтобы дать депутату возможность свободно, в полную меру сил исполнять свои общественные обязанности. Чтобы оградить его от опасности стать жертвой тех, кому принципиальная позиция, решительность и бескомпромиссность народного депутата могут прийтись не по душе.

Но мыслимо ли представить себе, что это мудрое правило — стимул к гражданской активности депутата, гарантия его независимости, — что оно станет щитом, позволяющим безнаказанно самому творить зло, совершать антиобщественные поступки?! Что оно выведет его из-под действия законов, в равной мере обязательных абсолютно для всех?

В. И. Ленин вовремя увидел ту опасность, которая таится в стремлении иных местных руководителей подчинить своим интересам интересы общегосударственные, насадить свою районную и областную «законность» вопреки законности единой, всеобщей. «…Местное влияние, — писал он, — является одним из величайших, если не величайшим противником установления законности и культурности». Если не величайшим!.. Вспомним, с какой яростью выступал он против «привычки полудикарей, желающих сохранить законность калужскую в отличие от законности казанской». Насколько злободневно звучат эти предостережения, начинаешь с особой остротой понимать, видя, как беспринципное местничество, с упорством, достойным лучшего применения, подрывает правопорядок, топчет законы, развращая бесчестных, создавая вместо незыблемых принципов нашей морали какую-то двойную и тройную «мораль»…