- Нет, я не убийца. Я - охотник. Я шел по следу, который меня привел к нему... Он не выполнил какой-то твой приказ?
- Он только нарушил мой приказ. Еще летом.
- Почему же ты убил его сейчас?
- Нарушение приказа привело к смерти людей на
прииске.
Дельмек кивнул. Он уже слышал, что на прииске Бобровском были убиты в перестрелке какие-то алтайцы. К
тому же с оружием...
- Вот так, Дельмек... Тебе что-нибудь нужно от меня? Дельмек отрицательно покачал головой.
- Тогда я тебе дам совет. Хороший совет! - Техтиек кивнул на убитого. Не повтори его ошибки.
- Тебя ищет Богомол, Техтиек. Он допрашивал меня. Говорил, что меня знает какой-то Бабинас...
- Бабинас? - Техтиек покачал головой. - Я не знаю никакого Бабинаса... А Богомолов ищет меня уже семь лет.
Прощай.
Солнце скатывалось на вторую половину неба. Оттуда оно начнет падать быстрее, торопясь на покой. Солнцу тоже легче идти с горы, чем в гору...
Дельмек вышел на опушку леса, увидел старый след и невесело усмехнулся. Анчи сумел лыжней завязать свой узелок жизни. Но этот его узелок будет помнить теперь всю жизнь другой человек, пока и его голову за какой-либо промах не снесет меч Техтиека.
Глава восьмая
НОВООБРАЩЕНЕЦ
Торкош не стал утруждать себя поисками жилья. По совету работников-алтайцев, живущих у Лапердина, он занял пустующее уже три зимы кое-как сложенное неуклюжее строение пастуха Сабалдая, на самом краю Бересты. Осмотрев его, Торкош повеселел: если немного подправить, то зиму будет легко и просто обмануть, не кланяясь в пояс хитроумному старику Игнату.
Одолжив за два рубля телегу у кержака Лариона, Торкош съездил в лес, наломал сушняка, набрал несколько мешков сухих шишек, надрал березовой коры, надергал охапку соломы из прошлогоднего стога и в один вечер соорудил себе очаг и постель. Потом, переночевав на голодное брюхо, отправился поутру в лавку. Но там лавочник Яшка сразу же огорошил его отказом:
- Будешь у отца или брата в работниках, тогда будет тебе и кредит на харч! А так - катись колесом!
- Какой кредит? - удивился Торкош. - Каким колесом? У меня деньги есть!
Десятку Яшканчи Торкош уже почти всю истратил, пришлось с дрожью в душе начать трату денег Техтиека. Увидев красненькую, Яшка недоверчиво посмотрел ее на свет, покрутил головой:
- Жирно живешь! Я уж и не помню, когда в чужих руках такую крепкую деньгу видел!
У себя дома Торкош все расставил по своим местам:
бутылки в один угол, еду - в другой, табак и кисет засунул в карманы, сдачу вместе с остальными деньгами - в специально выкопанный тайник. С этого дня он зажил припеваючи - куда лучше, чем там, в лесном своем, жилище, где его кормили и поили пастухи.
Целыми днями он теперь только и делал, что ел, пил, курил трубку у костра; спал, когда тот гас, а утром все начинал заново - срывал зубами пробку с бутылки, вливал в себя хмельное, крякал со смаком, мотая головой... Так он обживался дней пять, не думая ни о чем. Его никто не беспокоил друзьями Торкош еще не обзавелся, в работники к Лапердиным не нанялся... Как только кончилась выпивка и съестные припасы, Торкош прихватил пустые корзины, направился в знакомый уже переулок. Но лавочник Яшка, забрав корзины, покрутил головой, не взглянув на десятку Торкоша и на серебряный полтинник, которым тот щелканул о прилавок:
- Отец и за деньги не велел тебе отпускать харч!
- Как не отпускать? - удивился Торкош. - Почему?
- Иди к отцу, он скажет.
И на этот раз Игнат принял Торкоша хорошо: поздоровался за руку, пригласил в горницу, усадил за чай. Потом, когда насытились, спросил:
- Ну, что надумал, Толька?
- Отдыхать буду. Араковать. Трубку курить. Игнат рассмеялся, достал из нагрудного кармана две десятки, положил их на стол, разгладил пальцами:
- Вот твои деньги. Были у тебя в кармане, теперь у меня.
- Как у тебя? - поразился Торкош. - Одну я пастухам давал, другую в лавку Яшке!
- А лавка чья? Моя. Пастухи тоже мои. Значит, все твои деньги, сколько бы их не было, скоро станут мои... Понял?
Торкош дрогнул ресницами, растерянно развел руками:
- Понял! Все в деревне - твое. Так?
Игнат наклонил голову:
- Угадано.
- А я не твой! - торжественно сказал Торкош и поднялся от табуретки. И за мои деньги Яшка должен давать мне все!
Игнат устало махнул рукой:
- Бог с тобой, Толька. Иди в лавку, скажи Яшке, чтобы потом ко мне пришел...
Возвращался Торкош ликующий - размахивал руками, покрикивая о том, что он - сам по себе и никто в деревне ему не хозяин, и на Яшку посмотрел снисходительно, как на что-то мелкое, еле видное:
- Давай кабак-араку, мясо давай, табак! Вот! А потом к Игнату иди. Велел.
Яшка, растянув рот до ушей, выставил на прилавок все, что потребовал Торкош, взял десятку, бросил в ящик, протянул руку:
- Еще одну красненькую давай!
- Эйт! - удивился Торкош. - Прошлый раз одной хватило, ты мне еще сам деньги дал. Вот! - Он выложил полтинник, мятый рубль, медь. - Зачем сейчас много берешь?
- Зима на дворе, - притворно зевнул Яшка,-цены выросли... Подвоз хуже, дорога хуже... Не хочешь, бери деньги обратно, а я беру товар!