Белый Бурхан

- Все твое прошлое сейчас, Софрон, в воде утонуло.

Теперь ты уже не парень Софрон, а старец Софроний.

Двое других парней набросили на него тулуп, заранее отогретые на чужих ногах валенки, шапку.

- Скачи! Прыгай! Прозябнешь!

Софрон послушно запрыгал, высоко задирая ноги, охлопывая себя руками и фыркая, как лошадь...

Вместо соболя или лисы с очередной охоты Дельмек привез елку: пушистую, плотную, истекающую на комле янтарной слезой.

- И где ты только отыскал такую! - всплеснула руками обрадованная Галина Петровна. - Прелесть, как хороша! Федор! Ты только взгляни на нее!

Дельмек блаженно улыбался. Он был рад, что хоть этой малостью угодил доброй своей хозяйке.

Устанавливали елку в кабинете хозяина дома. Запах хвои и смолы сразу же перебил застоявшуюся лекарственную атмосферу, пропитал собой все - от портьер до книг. Галина Петровна летала по дому и пела, как птица. Ее радовало все - сама елка, самодельные игрушки, которые смастерили мужчины. Они, правда, не разделяли ее восторгов - игрушки получились все-таки неуклюжие, да и головы самих мастеров были заняты другими заботами...

За эти дни Федор Васильевич более внимательно присмотрелся к своему санитару и помощнику жены по хозяйству, много говорил с ним и даже проникся неожиданным уважением. Дельмек ранее был как-то отстранен от него, и доктор воспринимал парня скорее как объект для своих педагогических, просветительских и гуманистических опытов. И если раньше ему импонировала независимость Дельмека, то теперь он открыл для себя в его лице своеобразного носителя культуры древнейшего народа. Дельмек был по-своему поэтичен и оригинален, хотя порой из этого романтического человека выглядывал и самый обыкновенный практичный эгоист, не понимающий и не принимающий отвлеченных понятий, никак не связанных с его возможностями сугубо физиологического выживания...

С наступлением зимы больные почти не беспокоили доктора. Односельчане не болели, а люди, живущие в соседних горах и долинах, больше рассчитывали на своих камов и знахарей - к ним было много ближе идти или ехать. Лишь в самый канун рождества пришел Капсим Воронов, уставщик местной раскольнической общины, как охарактеризовал его отец Лаврентий.

- Плохо вижу, - пожаловался он, - вдаль - ястребом, а вота вблизь - не могу, плывет все... Уж не слепота ли окаянная грядет за грехи какие?

Федор Васильевич осмотрел его, ничего не нашел, спросил:

- Который десяток разменял?

- Пятый, - вздохнул Капсим, - к старости дело идет...

- Вот вам и ответ! Слепота вам не грозит, а дальнозоркость развивается довольно успешно. Нужны очки! М-да...

И доктор впервые за много лет практики достал картонную коробку, в которой хранил стекла и оправы очков. Так уж получилось, что за очками к нему почему-то не обращались, хотя и видели, что сам доктор носит пенсне на шнурке... Скоро нужные стекла Капсиму были подобраны, и Федор Васильевич, выдернув наугад книжку с полки, протянул ее Капсиму:

- Читайте вслух.

Капсим с явным недоверием взял книгу, раскрыл где-то на середине, склонился, повел пальцем по строке, зашевелил губами, разбирая малознакомый ему гражданский шрифт:

- Твердо... Аз... Како... Так! Люди... Юс... Буки... Отче... Веди... Мягкой знак... Любовь!.. Ишь, ты! Складывается!- Он поднял удивленные, еще больше увеличенные стеклами очков, глаза. - Значит, в этих очках я могу чтить и мирскую грамоту?

- Да, разумеется! Только вы читаете буквами, а надо - слогами и словами... - Федор Васильевич взял книгу из рук Капсима и бегло прочел фразу, которую с такими мучениями одолевал гость: - "Так любовь вошла, подобно кинжалу, в его сердце..." Гм-м... Красиво... - Он захлопнул книгу, взглянул на титульный лист. - Галя! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не совала свои романы в мои книги!

Галина Петровна, наблюдавшая за излечением капсимовской слепоты, рассмеялась:

- Ты же сам взял книгу с моей полки!

Капсим топтался возле стола, то снимая, то снова надевая очки. Он растерялся окончательно и не знал, как ему теперь поступить: то ли положить очки и незаметно уйти, то ли уйти прямо в очках. Федор Васильевич заметил его замешательство, рассмеялся:

- Берите, берите, Воронов! Только постоянно эти очки носить нельзя, они для работы и чтения... Может, и книжку вам дать для тренировки? Одной "Листвяницей" сыты не будете...

- Ежли можно, то я, тово, возьму...

Он протянул неожиданно задрожавшую руку за только что читанным им романом, но Галина Петровна дала ему другую книжку - с крупными буквами и большими картинками на каждой странице:

- Это Крылов. По нему вы можете учить грамоте даже своих детей и жену.

Дельмек, видевший всю эту процедуру, буркнул что-то и ушел на кухню. А вечером, выбрав подходящий момент, поинтересовался:

- А если я надену на глаза такие же стекла, то я тоже смогу называть по именам тех букашек, что нарисованы? Ну, этих - буков, ведов...