Белый Бурхан

- Господи!! Праведный!! Милостивый!! Спаси нас, рабов твоих, червей вонючих, не достойных и имя твое поминать!.. - Покосился через плечо на Панфила - встал или не встал на колени. Встал, двумя перстами с большого разгона в лоб влепился. - Твои сыны во мраке неверия, господи! - И тотчас стремительно встал, уронил сокрушенно: - Не слышит нас господь... Глух...

Панфил судорожно рванул рубашку, посыпались мелкие белые пуговки, звеня, как бусы. Поднялся, шатаясь и мотая головой. Лик перекосился, глаза бегают, посиневшие губы трясутся. Хотел что-то спросить у священника, не смог - спазма сдавила горло.

- Требы-то хоть исполняли в должной строгости?

- П-п-поменяли... По "Листвянице" - шибко тяжелы! От своего ума поправили, от скудоумия... - Панфил развел руками. - Себя щадил, братьев и сестер по вере... Думал, как сподручнее и полегче Спаса обмануть... Господи! Грех-то какой...

Отец Лаврентий прикусил губу. Далась им, дуракам, эта рукотворная библия, переделанная из "Лествицы, возводящей к небесам"! Не для них ведь был писан тот труд монахом Синая*!

* Священник имеет в виду сочинение игумена Синайского монастыря Иоанна Лествичника, жившего в VI веке. Оно состоит из 30 бесед о 30 различных степенях духовного восхождения к совершенству. Было известно как наставление для монахов.

- Значит, в царство божие хотели на конях въехать, а не пешком прийти к престолу господню? - зло и с ненавистью спросил поп. - Себе - облегчение для греха, а господу труд тяжкий - разбирать оные? Срамцы! Нечестивцы! - Он пошел к выходу, снова зачерпнув домотканые половики ногами. - Анафема вам! Горите в срубах!

Едва за священником закрылась дверь, как Панфил пластом рухнул на пол, заколотил лбом в гулкие доски, обливаясь слезами:

- Прав был Капсим! В отступ надо было идти, в новину убегать! В могучий и вечный схорон забиваться! Прозевали Анчихриста! Проспали с женами в обнимку дьявола! Молитву и ту не приемлет господь!

Пришел Капсим, бухнулся рядом - в азяме с веревкой и шапке, завыл на высокой ноте:

- Помилуй, Спасе, проклятущих жадин мирских! Прими мою молитву души, не отринь ее!

Жена Панфила, побледнев, упала следом, еще на пороге:

- Избей, Спасе, каменьями блудницу вавилонскую!

В этот день было удивительно безоблачное небо. И мороз тоже был удивительным: на термометре доктора, поставленном за окном с двойными рамами, он опустился ниже тридцати градусов. Для гор это не редкость, а вот в долинах за последние пять лет такого еще не случалось.

Накануне была оказия, и Федор Васильевич получил шесть хороших писем и восемь пакетов денег. Суммы, правда, были небольшими, но разве суть в самих рублях?

"Прочитал вашу публикацию в газете. Я - человек небогатый и многим Вам не смогу помочь...". "Простите, что нищ. Но я возгорелся вашей статьей и решил, что на возрождение умирающего края...". "Вы - герой! Я бы не решилась столь долго и столь тщетно вершить Ваш подвиг. Посылаю все, что могу..."

- Как Христу пишут! - Гладышев снял пенсне и смахнул мизинцем влагу в уголках глаз. - Нет, святой отец, вы ошиблись! Не милостью господней и не снисходительностью вашего епархиального начальства будет возрожден к жизни сей народ...

Он распечатал пакеты с деньгами, пересчитал полученные суммы. Мало, конечно. Меньше, чем ожидал. Но начинать можно и с таких грошей: купить лес в конторе Булаваса*, нанять плотников...

* Управляющий имением царствующего дома на Алтае.

- Галя! - позвал он жену. - Ты почитай, что мне пишут! Это же счастье... Нет, мы не прозябаем здесь, как это кому-то кажется! Мы здесь живем и работаем! Да-с! Работаем и живем!

Для Федора Васильевича этот обычный день оказался праздником. Что там рождество! Что там елка, огни и вино!

Он схватил жену, закружил ее по кабинету, топая ногами так, что пенсне на его носу прыгало, грозя соскользнуть, грянуться об пол и разбиться вдребезги.

- Ты как ребенок! - смутилась Галина Петровна, выбираясь из объятий мужа и показывая глазами на порог, где стоял смущенный и растерянный Дельмек.

- Будет у нас больница! Будет, Дельмек! Давай, веселись вместе с нами! Ой-ля, гоп-гоп!..

- Времени нет, дрова рубить надо! Дельмек прошел к столу, выгреб из кармана горсть серебра, высыпал прямо на бумаги и письма доктора.

- Что это? - нахмурился Федор Васильевич.

- Деньги на больницу. Я немного собрал в аилах. Больше нету ни у кого, последнее отдали... - Постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом забрался куда-то под шубу, выгреб еще несколько золотых и серебряных монет, прибавил к общей кучке. - А это - моя доля... На трудный день берег! Возьми, пожалуйста... Пусть будет у алтайцев своя больница.

Федор Васильевич сделал шаг к столу, положил ладони на плечи парня, осторожно сжал:

- Спасибо, Дельмек, за помощь...

Нога в ногу. Сапог в сапог.