Белый ферзь

Самурай, идя на войну, выпивает чашку воды. И это означает: «Прощайте навек». Никакого мелодраматизма. Традиция. Таким ритуальным действом воин обозначает прерывание всех нитей, связывающих с семьей или с кем бы то ни было из прежних близких. Чтобы, так сказать, не висели на руках. Воевать следует, не отягощая ум грузом мыслей о чем-либо, кроме одного: воевать. С риском для жизни… Что, кстати, тоже лишняя отягощающая мысль — с риском для жизни. Ибо элемент бусидо, как раз применимый и к сегодняшним условиям, — презрение к смерти, а ТОЧНЕЕ — презрение к жизни.

«В течение моей долгой жизни я лично сражался в 90 битвах, и 18 раз мое положение было таково, что смерть казалась неизбежной. И если я при этом все же избег опасности, то только благодаря учению буддийских жрецов, что жизнь ничего особенного из себя не представляет… Тот, кто твердо усвоил это основное положение о ничтожестве жизни, тот всегда выйдет победителем из всяких опасностей, в жертву которым падут другие…» — так сказал в своем завещании сёгун Иэясу Токугава, тот самый, который переселил микадо из Киото в Токио.

Да-да, Сёгуна тоже пришлось опять переселить к Борисенкам. К большому удовольствию Тёмы-и-Тёмы, к большому неудовольствию Сёгуна, кота помойного, но тоже в некотором роде прежнего близкого. Прерывание всех нитей — это прерывание ВСЕХ нитей. Неизвестно, сколько ЮК пробудет в Питере, — нет у него, понимаете ли, других мыслей, как только: накормлен Сёгун или мяучит в голодной агонии!

Мысль о том, что Инны нет в живых, тоже… освобождала. Иначе — груз: вдруг еще жива, вдруг война Колчина ей повредит, вдруг еще можно договориться?

Нельзя. Ибо — не с кем. Предъявы не было.

Если предъявы нет в течение двух с лишним суток, пока Колчин дома, если предъявы в любом виде не было в течение почти двух недель с момента Инниного отбытия в Питер, а иных-других вестей ни от нее, ни от кого-либо нет…

Презрение к жизни в экстремальных обстоятельствах Колчин в себе выработал давно (иначе не стоило выходить на татами — не в том смысле, что Косики-каратэ смертельно опасная школа, но если начнешь задумываться о том, как бы поберечься, сливай воду…). Но за жизнь (и/или смерть) прежних близких перед ним должны держать ответ.

Кто?

А это предстоит выяснить. Всякая война начинается с разведки. Не исключено — разведки боем.

В Санкт-Петербурге. Инна, как стало ясно, оттуда не вернулась.

В Москве ее нет…

И в живых ее нет…

И — не должно быть в живых того или тех, кто прямо ли, косвенно ли поучаствовал в том, что Инны — нет.

И никакая «Книга черных умений» ИМ не поможет и Колчина не остановит. А у него есть оружие посильней «Книги черных умений»! Оружие это — ЮК, выпивший чашку воды, прервавший все нити, связывающие с семьей и с кем бы то ни было из прежних близких. Презрение к жизни. И глупо вообще даже принимать во внимание возможные последующие неудобства жизни — вычислят, придут, посадят, осудят, посадят на подольше. Идет ли презрение к подобным неудобствам в сравнение с презрением к собственной жизни как таковой? Не идет.

Да, человек к сорока годам должен иметь своего… силовика, своего… доктора, своего… доверенного среди криминала, своего… мастера в автосервисе. И своих… учеников. Все они готовы помочь, даже если он об этом не попросит. Особенно ученики: учитель, учитель! мы не можем не помочь! Насмотрелись, понимаешь, видеобарахла!

Нет. Он — один. Он сознательно сходит с пути. Путь-до. Обстоятельства сложились таким образом, что ему, ЮК, надо, нельзя не сойти. Но это только его решение — и он не вправе распоряжаться чужими судьбами. За исключением…

За исключением судеб тех, кто стал причиной исчезновения Инны. И судьбы их предопределены.

Колчин, если верить «маячку» на «мазде», двигался в направлении к Ярославлю.

Колчин двигался по направлению к Санкт-Петербургу.

К утру он там будет.

К утру «мазда» вернется с озера Неро.

И наплевать, что безымянные парикмахеры докумекают, что в «мазде»-то Колчина и нет. И не было. Наплевать, что докумекают, цырульники, — Колчин и в самом деле бросал камни по кустам.

Да! Бросал. Бросал, бросал и вдруг слышит: «Ой! Больно как!» Попал!

За ночь можно далеко уехать.

Далеко-далеко. Где его никто не будет прослушивать. Где его никто не будет прослеживать «маячком».

А вот он — будет. На первой стадии.

На первой стадии ВОЙНЫ.

Колчин двигался по направлению к Санкт-Петербургу.

«Девятка-жигуль» в конце концов не хуже «мазды».

Колчин сорвал привязь.

Санкт-Петербург

Декабрь. 1994

10