Белый ферзь

Мы видим город Петроград в семнадцатом… виноват, в восемнадцатом году. Но, как и годом раньше, бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу. А рабочий, в отличие от самого себя годом раньше, тащит не только и не столько пулемет, но и все, что под руку попадется…

Кто склеротически стар и не помнит, кто относительно юн и не застал — обратитесь к книжке графа, которая так и называется: «1918». Для охвата цельной картины. По поводу же подробностей и частностей сей же граф выражался с нарочитым русским произношением французского выражения: «Пердю пенсне!» То бишь — в упор не вижу.

Потому и не увидел. И не описал. И, кстати, Александр Николаевич Дюбуа, историк искусства, тоже не описал — хотя прилежно фиксировал все и всяческие истории тех лет, будучи директором Эрмитажа тех лет. Два тома оставил потомкам. А про ЭТО — запамятовал… Почему бы?!

В общем, 1918 год.

Тогдашний нарком просвещения, которому до сих пор приписывается интеллигентность и интеллектуальность, Анатолий Васильевич Луначарский приглашает к себе тогдашнего директора Эрмитажа Александра Николаевича Дюбуа и говорит доверительно-проникновенно:

— Вы интеллигент, я интеллигент. Поговорим как культурные люди!

— Поговорим! — соглашается наивный.

— Народ, — говорит нарком просвещения, — всегда прав, конечно, однако не всегда в достаточной мере просвещен, не так ли, Александр Николаевич?

— Так… — с опаской соглашается наивный.

— Энтузиазм масс неукротим! — заученным трибунным голосом говорит нарком, и уже на тон ниже: — Но должны же быть какие-то границы! Весь мир насилья мы, само собой, разрушим. Чертовски хочется работать! Но «до основанья» — это, мне кажется, излишняя горячность, не так ли, Александр Николаевич?

— Так… — с опаской соглашается наивный. Он-то вполне ознакомлен с фактами использования эрмитажных чаш под писсуары, революционными босяками после штурма Зимнего, которого, штурма, как известно, не было. Но быдло — было.

— Вот вы, Александр Николаевич, идеолог «мира искусств», — говорит нарком. — И вы не можете не знать, что в городе еще осталось очень много библиофилов, ценнейшие частные собрания, не так ли?

— Так…

— Есть опасения, что они, ценнейшие частные собрания, будут разорены восставшим народом. Который всегда прав, но не всегда просвещен, не так ли?

— Так…

— Я, собственно, с вами совещаюсь, Александр Николаевич. Было бы разумно выделить охрану для сбережения ценнейших частных собраний, не так ли?

— Так…