Белый отель

Ее согревала также и глубина выпавшего снега, наполовину погребавшего под собой их эскимосское пристанище. Все небо упало за ночь, все звезды и все созвездия. Она слышала самую основу Вселенной, очень нежный, бесконечно длящийся вздох.

К утру они покрылись инеем от мороза и совсем изголодались, но могли только набрать снега – целую россыпь белых звезд – и выпить его, когда он растаял. Пробившись через звездную стену, замуровавшую дверной проем, они аж задохнулись от изумления, увидев, что все внизу стало белым. Даже озеро было покрыто льдом. Только темная зелень нескольких сосен и елей виднелась сквозь снег и лед. И белый отель потерялся в белизне. Там, где он должен был находиться, не было ничего, кроме глубокого снега.

– Надо попытаться найти дорогу назад, – сказал он безо всякой надежды.

– Ты же знаешь, что это невозможно, – сказала женщина.– Мы не можем вернуться по своим следам; а потом – зачем нам обратно? Вспомни, что говорила монахиня: здесь нет греха.

Молодой человек не ответил; он лишь коснулся своих аккуратных усиков, как бы убеждаясь, что все еще существует, и, с трудом пробираясь сквозь снег, двинулся в путь. Когда взошло солнце и облака быстро рассеялись, они повеселели. Усилия, затраченные на ходьбу по колено в снегу, восстановили кровообращение; от избытка сил и тепла их едва не распирало. Они видели, как лед в озере раскалывается, образуя плавучие льдины, а те исчезают, превращаясь в голубую воду. Посвистывали птицы.

Снег с шелестом осел с церковного шпиля, и они обнаружили, что, ориентируясь на него, не так уж трудно держаться тропы. На полпути между обсерваторией и церковью они наткнулись на площадку для отдыха, там была деревянная скамейка и телескоп, через который обычно наблюдали за тем, как скалолазы взбираются на отвесную стену одной из гор по ту сторону озера.

Они сели на скамейку и радостно чмокнулись. День обещал быть чудесным: тающий снег сотнями ручейков устремлялся в озеро, а на небе к этому времени не осталось ни облачка. Но они по-прежнему не видели белого отеля.

Молодой человек встал и подошел к телескопу. Он направил его вниз, в сторону отеля, и, когда пласт снега оторвался и упал на веранду, увидел окно их спальни. Он узнал ето, потому что на нем были слова, которые она, предварительно надышав на стекло, вывела пальцем как раз перед их уходом, – это была фраза из Гейне. Он позвал ее подойти и взглянуть. Она с облегчением улыбнулась, когда различила смутно видневшийся интерьер: свои щетки для волос, неубранный чайный поднос и незаправленную постель. Однако ее встревожило то, что она не позаботилась объяснить горничной происхождение пятен крови на простыне. Хотя, должно быть, маленькая японка уже привыкла к хаотическим постелям – этим дневникам человеческой любви.

Она отдала телескоп любовнику, и тот стал вертеть его наобум. Он увидел эдельвейс, качавшийся под дуновением ветерка, возможно, милях в десяти от них. Отвернув телескоп от дальней горы и направив его в голубое пространство над озером, он поймал отраженный солнечный свет и вынужден был отвести глаза. Он посмотрел опять, на этот раз осторожнее, и увидел, что это металлическая застежка на подвязке белого корсета. Металл слегка протер эластик, и, полагая, что узнаёт этот корсет, он резко втянул в себя воздух.

– Не мадам Коттен ли это? – сказал он.

Она снова приложилась глазом к окуляру и на фоне слепящей голубизны увидела бледное, полное бедро с уже едва заметным синяком. А потом – слегка сдвинув телескоп вверх – искаженное розовое лицо.

– Да, это Дениз, – сказала она.

Он посмотрел снова и улыбнулся. Рядом с мадам Коттен падали другие люди, но невооруженным глазом ничего не было видно, кроме крошечного вагончика фуникулера, ползущего между двумя горами. Синяк, который он оставил на ее полном бедре, возбудил его так, что он вместе со своей испуганной подругой покатился по короткой и влажной горной траве. Она пыталась крикнуть, что воздух слишком разрежен, но из-за его внезапной страсти никак не могла вздохнуть.

Когда вагончик фуникулера сорвался с одного из тросов и люди, визжа, стали вылетать из него через открытый верх, чтобы потом, лишившись опоры, понестись к земле, у сына пекаря хватило присутствия духа крепко прижать к себе черную кошку, которая пробралась туда вслед за ним. Всего лишь из-за того, что он погладил ее на ступеньках у входа в отель, она сопровождала его на протяжении всего подъема к фуникулеру. Теперь кошка громко мяукала и царапалась, но мальчик не отпускал ее.

Он не сосал ее грудь, но быстро ударял по ней вибрирующим языком – подобно ребенку, который поднимает рябь, так запуская в море плоский камушек, чтобы тот едва касался воды.