Все трое остановились у заваленных камней. На одном из них обнаружили мелким шрифтом аккуратно выведенную надпись: «Cache ta vie».
–
Оба утвердительно закивали.
– Закройте глаза и повернитесь спиной. Кристофер, закрой глаза. Не открывай! – Эдвард подошёл к Кристоферу и Гертруде сзади и потянул за собой.
Казалось, будто их толкнули, и они вот-вот должны удариться о камни, но этого не происходило. Они будто медленно плыли куда-то вниз.
– Невмешательство? – произнёс Кристофер, когда они оказались в подземелье. Кристоферу и Гертруде путь освещали нимбы над головами, а Эдвард достал из рюкзака старую лампу. – Спускаемся вниз!
И вновь приходили воспоминания. Гертруда будто уже была здесь. Маленькую, её несли на руках. Какие-то люди в чёрных хитонах радостно вскрикивали. Какой-то мужчина хотел что-то сказать, но воспоминание постоянно обрывалось.
Вскоре Эдвард, Кристофер и Гертруда оказались в необычном обеденном зале. Тёмном и мрачном. Гертруда не сомневалась: она и здесь уже когда-то бывала.
Старый длинный стол в центре зала был накрыт на тринадцать персон золотыми приборами, на нём стояли двенадцать кубков. Гертруда прикоснулась к одному из них:
– Я помню их. А этот кубок так и не заменили…
– Густия, – Кристофер указал на хлеб в виде лепёшки, – используется во время таинства.
Вокруг стола хозяев ждали дорогие стулья. На двух из них было выгравировано «Персифаль» и «Галахад»[37]
. Казалось, будто здесь планировали какое-то торжество. И будто его отменили в последний момент. Кристофер предположил, что из-за пожара. Он только не понимал, почему оставили золото. И не забрали даже картины в дорогих рамах.– Работы да Винчи, Боттичелли, – Кристофер рассматривал всё вокруг, – Пуссена[38]
, Бернини[39], Моцарта, Виктора Гюго. Картины, ноты, даже стол! Все они рассказывают о том,В зале стоял и золотой алтарь – Гертруда видела его во сне. В воспоминаниях. Но чего-то здесь не хватало. Или что-то было лишним:
– Не понимаю. – Кристофер указал на пятиконечную звезду. – Она ведь символизирует Венеру. А там, – он указал на старинную фреску, – Митра. Его называли сыном Солнца и Светочем Мира. Там – Осирис, Дионис и Адонис. Зачем всё это –
Кристофер проверил стены, а Эдвард осмотрел пол. Вдоль стен находились восемь дверей, которые никуда не вели.
– Тут всё какое-то странное, – сказала Гертруда. – Должен быть ещё один вход.
Не было ни тайных люков, ни замочных скважин. За гобеленами – ни подсказки. Эдвард проделал «трюк с шёпотом», но никакие двери не обнаружились:
– Ты уверена, что вход должен быть именно здесь? – спросил Эдвард.
– Я
– Погоди! – К картинам подошёл Кристофер. – Эдвард, можешь посветить сюда?
Эдвард поднёс лампу к картине. Гертруда ничего не заметила, зато Кристофер оживился:
– Нужен свиток и перо.
– У меня есть почтовый. Сейчас! – Эдвард достал их рюкзака перо и свиток, передав их другу.
Кристофер подходил к каждой картине. Он что-то записывал. После чего обратился к друзьям:
– Это одна картина. «Тайная вечеря»! Но её зачем-то разделили на шесть частей. Вместо подписи автора на каждой картине изображены символы. Думаю, чтобы никто не мог попасть в Непроницаемый Зал. Вот эти символы.
Он показал записи:
A, A, D, G, I, L, R, S.
Кристофер сел на стул Галахада:
– Нужно расставить символы в нужном порядке. И это легко. Ведь ответ нам известен.
Эдвард и Гертруда посмотрели на друга.
– Gradalis! – сказал Кристофер.
Каменный пол задрожал, уходя из-под ног. Посыпался потолок, падая мелкой крошкой на золотую посуду. Золотой алтарь медленно проваливался вниз, пока на его месте в центре комнаты не появился настоящий вход в подземелье:
TERRIBILIS EST LOCUS ISTE.
– Страшное это место, – прочитала Гертруда. – Десять казней.
– Кто первый? – спросил Кристофер.
Но Эдвард уже спускался по ступенькам вниз. Вдоль стен горели факелы.
Чем ниже они оказывались, тем светлее становилось. На ступеньках лежало тело в ободранном сером хитоне, несколько мёртвых жаб и саранча. От этого вида Кристофера вывернуло.
Из стен вырывались горгульи, а рядом возвышалась уродливая статуя, грубое подобие Асмодея[40]
, хранителя спрятанных сокровищ.Они продолжали спускаться теперь уже по старой винтовой лестнице. Остановились возле обрыва – круглого небольшого проёма. Он был настолько мал, что невозможно было расправить крылья и плавно спуститься.