Берег. Следы на песке

Эми захныкала, но, когда я положила ее на матрасик в теплую воду, девочка радостно захлопала по ней ладошами. В ее восторженном личике проступали черты отца.

– Она удивительно похожа на тебя, – повернулась я к Сане.

На его лице сияла блаженная улыбка.

– Ты замечательная мамочка.

– С тобой сложно разговаривать, – усмехнулась я.

После купания я обработала кожу Эми и надела ее в ползунки и футболку Ника, которые он давно перерос. Она терпеливо снесла все процедуры. Я уселась в кресло и дала ей грудь. Малышка удивленно уставилась на нее. Пришлось выдавить несколько капель молока и смочить ей губки. Вскоре она с аппетитом зачмокала и закрыла от удовольствия глаза.

– Мог бы и отвернуться, – прислонившись к подголовнику, взглянула я на Саню.

– Никогда не видел картины прекраснее, – он сполз с дивана и опустился передо мной на колени: – Юля, прости меня.

– Давно простила, ты же знаешь, – я скинула туфлю и пощекотала его кончиками пальцев по коленке. – Хватит цирк устраивать. Что ты теперь вечно, как побитый пес бродишь?

– Пес побитый. Верно подметила, – Саня погладил меня по лодыжке, – зато ты снова на коне, счастлива, уверена в себе и больше уже ничто не имеет значения. Ты сильная, и я за тебя спокоен. Как бы я хотел также быть уверенным в будущем своей дочери.

– К чему ты клонишь? – насторожилась я.

Саня поднял на меня глаза и улыбнулся.

– Ни к чему.

– С тех пор как ты перестал опекать мое тело и душу, жизнь стала спокойнее. Факт. Бедная Эми, – я погладила девочку по волосам, ставшими золотистыми после купания. Моя привязанность к ней росла с каждой минутой. – Так что ты думаешь?

– Все сложно.

– Выкладывай начистоту, после двух месяцев вязания носочков я медленно соображаю.

– Я… я думаю уехать…

– А если тебя убьют? – мой голос дрогнул.

Саня встал, прошелся по комнате и пристально посмотрел на меня.

– Юля, скажи, что ты по-прежнему любишь меня.

– Громов…

– Пожалуйста, пусть даже это будет неправдой. У меня никого нет кроме тебя.

Я поднялась с кресла, положила Эмили в кроватку Ника и, взяв ее вещи, вышла в ванную. Кинув их в корзину для белья, я присела на стул. По душе моей гулял торнадо. Не знаю почему, но для меня Саня уже давно перестал быть насильником. Да, собственно говоря, я и не знала, что он со мной делал во сне. При его фанатичной любви ко мне вряд ли он пользовал меня с целью унизить. Зато совсем недавно я вспоминала, как обрадовалась, увидев его в клубе Сергея и когда он, перепрыгнув через искореженный капот своей машины, бросился грудью защищать меня перед комитетчиками у «Англетера».

Теплые ладони легли мне на плечи, и я поняла, как важна сейчас для моего друга поддержка. Только что в его взгляде я видела бездну. И эти странные разговоры о судьбе дочери. Мне стало страшно от одной мысли, что он решил уйти из жизни. Еще возможно удержать его от последнего шага.

Я поднялась, теперь мы стояли так близко, что его дыхание обжигало меня.

– Я люблю тебя, Громов, и всегда буду любить. Ты же знаешь это.

– Можно я поцелую тебя? – попросил он тихо, – Один только раз, последний, как много лет назад. И я уеду.

– Тебе вовсе не обязательно уезжать, – прошептала я.

– Так да или нет? – настойчиво повторил он свой вопрос.

Здесь камеры Эдвард не догадался повесить, и я, прикрыв глаза, шагнула к Сане еще ближе. Он захватил в плен мои губы и долго с жадностью целовал. У меня закружилась голова и Саня опустился на стул, усадив меня на колени. Громов смотрел на меня, словно пытаясь запомнить каждую черточку.

– Спасибо тебе, детка. За всё спасибо, – он ещё раз коснулся моих губ и, поставив меня на ноги, встал.

– Саня, постой, – чуть не плача, позвала я.

– Мне пора. Я договорился с Фарреллами, что Эми останется у вас. Позаботься о ней, как о родной дочери, – в глазах Сани блеснули слезы, он повернулся и быстрыми шагами вышел из ванной.

Я не могла поверить своим ушам и оторопело уставилась на дверь. Все это походило на сон. Я коснулась губ, опаленных поцелуем, и обхватила себя за плечи, которые только что сжимали сильные пальцы. Я выбежала в комнату и услышала звук отъезжающей машины.

Я упала на диван и, уткнувшись в подушку носом, разревелась.

Скрипнула дверь и послышался голос Роберта.

– Мамочка, не плачь, смотри какие мальчики к тебе пришли.

Я повернулась, вытирая слёзы кулаком.

– Львенок, я ничего не понимаю!

– Пришло время расплачиваться за ошибки, любимая, – муж положил Ника в колыбель к Эми и прилёг рядом со мной. – Саня сегодня улетает в Москву…

– Но как он мог отказаться от своей дочери? Ведь он так ее любит. Или я ошибаюсь? И как Эдвард пошел на это? Почему вы не посоветовались со мной?

Роберт обнял меня и подул мне в лицо:

– Тише, родная, тише. Бумаги еще в работе, и Саня взял два месяца для принятия окончательного решения. Но подумай сама, куда ему ребенок? Ни здоровья, ни работы, ни семьи, да еще на мушке у комитетчиков. Шлепнут его в аэропорту, ребенка сдадут в интернат. А в появлении на свет Эмили виноват я…

– Что ты имеешь в виду?