Берегини

– Слова-слова, всему голова, – Сакси достал палочку и принялся разгребать угли в очаге. – В мире людей и в мире богов властвуют две поистине всемогущие силы. Знаешь, какие? Любовь и Страх. Одна несет добро, другая – зло. Однажды они заставили тебя просить богов о милости к той, которую ты любишь. И не зная всего, что ей уготовано, ты взвалил эту ношу себе на плечи… Трудно сказать, что больше владело тобою в тот миг – любовь или страх. Но страх никогда не приносит добрых плодов. Ты пожелал забрать себе все плохое, все беды, что боги начертали для Фрейдис – и твое желание было услышано. Теперь она здоровая, цветущая женщина, ну а ты… Ты исполняешь свое обещание, Асбьерн. Одного ты не учел: боги коварны и не любят пылких обетов. Мог ли ты подумать, что беда придет к Фрейдис в твоем обличье? Твоя жена хочет иметь детей, она боится состариться, так и не познав радости материнства. Хватит ли твоей любви, Асбьерн, чтобы сказать ей правду? По закону жена вправе оставить бесплодного мужа, и никто ее не осудит. Хватит ли твоей любви, чтобы отпустить ее?

Оглушенный его словами ярл ничего не ответил.

– Ты можешь утаить от нее истину. Тогда она останется с тобой, и до скончания дней вы будете винить во всем волю богов. Я вижу твой страх. Ты боишься навсегда потерять любимую, с которой надеялся прожить всю жизнь. Боишься, что она бросит тебя. Я не ведаю еще, как ты поступишь, Асбьерн, но помни одно: страх и зло, причиненное им, может победить одна лишь любовь… Это все, что я хотел тебе сказать.

С этими словами молодой ведун поднялся и вышел.

– Куда? – растерянно посмотрела ему вслед Долгождана, как раз вернувшаяся с кувшином ягодного морса. – Озяб же совсем… а я горяченького…

Асбьерн, побледневший, молчал. Таким его она еще никогда не видела.

Еще пару мгновений ярл сидел неподвижно, глядя в пол. Потом поднялся, накинул на плечи плащ, глухо сказал:

– Посиди тут. Я скоро.

И, не говоря более ни слова, вышел прочь.

Он шел в сумерках, не разбирая дороги. Остановился лишь тогда, когда поскользнулся на влажном сосновом корне и налетел на огромный замшелый валун. Ярл прислонился к нему спиной, и какое-то время неподвижно стоял, глядя вверх, на затянутое серой пеленой ночное небо. Фрейдис, Фрейдис, чаечка белокрылая… Кто бы поверил, что не меч, не жалящая стрела, не беспощадный огонь, а любовь к женщине причинит ему такую невыносимую боль! Сбылось предсказание хьяльтландских друидов: ушла удача, отвернулись боги от Асбьерна Счастливого…

Асбьерн стиснул зубы, а потом со всей силы ударил кулаком по заросшему сизым мхом камню. Раз, и еще, и еще. Резкая боль приглушила отчаяние, в голове прояснилось, и ярл почувствовал, что злится на самого себя. Разве не знал он, что за все суровые боги требуют плату? Разве сожалеет о том, что отвел от любимой неминуемую беду? И разве поступил бы он иначе, если бы время вдруг повернулось вспять? Нет, за свою Фрейдис он и жизнь бы отдал. Но потерять ее саму, видеть ее с другим, знать, что кто-то чужой целует ее, обнимает… Может, и в самом деле не говорить ей правду?

И всю оставшуюся жизнь видеть в ее глазах вину и тоску…

Мысли переплетались в какой-то чудовищный клубок, и ярл обхватил голову руками. Нет, он не вправе так мучить Фрейдис. Пусть уходит к тому, кто сделает ее счастливой. А он, Асбьерн сын Эйдера, как-нибудь справится, лишь бы любимая жила и радовалась. Сейчас вот вернется и скажет ей, что она свободна. Пусть, если хочет, выберет себе другого мужа.

В ночном лесу стояла звенящая тишина. И холодный бездушный камень казался Асбьерну воплощением его судьбы.

– Разве я когда-нибудь боялся боли? – спросил он у камня. – Разве я вел себя как предатель и трус? Даже если боги лишили меня удачи, я останусь мужчиной и воином до последнего вздоха!

Ярл повернулся и решительно зашагал к дому.

Фрейдис сидела на скамеечке возле очага, там, где до этого сидел Сакси. Глаза у нее были заплаканные. Наверное, решила уже, что ведун предрек ей самое худшее.

– Вот какое дело, чаечка, – Асбьерн медленно подошел к жене и сел рядом. – В том, что бездетные мы, не тебя винить надо. Вышла бы за другого, давно бы дитя на руках качала. Потому хочу сказать… Знаешь ведь, что нет для меня ничего дороже твоего счастья. Подумай хорошо… Захочешь к другому уйти – не страшно. Куда страшнее для меня твою печаль о несбывшемся видеть, и знать, что я тому виной. Теперь – все…

Фрейдис посмотрела на него широко раскрытыми глазами, а потом спрятала лицо в ладонях и зарыдала в голос. Асбьерн хотел было обнять ее и утешить, но она извернулась, оттолкнула его руку. Ярл ничего не сказал, только вздохнул, поднялся и, взяв с кровати меховое одеяло, бросил его на свободную лавку… Это была первая ночь, которую они провели в разных постелях. И оба не спали, измучанные тяжелыми думами.