Берегиня Чёрной Поляны

Анчутка провёл сложенной в щепоть лапкой по губам и кивнул.

– Буду молчать, как рыба.

– Ну ладно, рыба, плыви. – Майя улыбнулась и закрыла за ним дверь. – Вот что теперь делать? Как теперь приворот снять? Или уж пусть всё как есть будет…

Девушка опять присела за стол и принялась строчить в своём дневнике, доверяя ему новую свою тайную печаль. Бумага впитывала строчки и ни слова в ответ не перечила, дурацких советов, абсолютно невыполнимых не давала, и от этого на душе у водяницы становилось чуть легче. Всё-таки не одна она знает страшную правду. Заколдовала она Хранителя. Она – берегиня, а такое зло сделала. Как же он теперь околдованный Прави служить будет? Как добро от зла отличит? К кому первому поспешит на помощь, к тем, кому эта помощь нужней или к ней, владелице его души и всех помыслов…

Реальность

Егор Гаврилович и Келли вернулись нескоро. Трезора с ними не было. Я дождался, когда противный иностранец к себе уйдёт и под ноги к дедушке выкатился, тереться начал. Дескать возьми меня на ручки, я так ждал тебя, я так хочу первым новости узнать. Но хозяин молча прошёл к сторожке. У порога велел мне позвать туда Артемия и закрыл передо мной дверь.

Бригадир артельщиков был внутри мельницы. Проверял насколько плотно подогнаны двери в жилой части. Парни, что вместе с ним были, при моём появлении зубоскалить взялись. Рано ты, Васька, сегодня пришёл, не садились ещё обедать, не чем тебя угостить. Я фыркнул в ответ: «Наугощался уже один». Но они, конечно, не поняли. Артемий Петрович взял меня под мышку, велел парням что-то там в последней двери поправить, и мы покинули стройку.

В вагончике дедушка хмуро слушал как свистит на плитке закипающий чайник. Артемий притворил тихо дверь, опустил меня на пол и стянул с головы шапку.

– Ты это, того, Гаврилович, не горюй, – деликатно начал он, теребя руками треух. – Всякое бывает. Жалко, конечно, Трезора. Хороший был пёс…

Дедушка зыркнул на нас и выключил плитку. Чайник ещё немного посвистел жалобно и протяжно и затих.

– Жив, Трезор. В Ольховке побудет. Специально в школу заезжали, чтоб у Изабеллы Львовны оставить. Ветеринар к ним два раза в день ходить обещал, капельницы ставить. Ведуньи тоже приглядят, чтоб без осложнений обошлось. Я вас для другого позвал.

–Так чего же ты молчишь! Это же хорошо! – Артемий заулыбался и скинул тулуп.

Я на всякий случай поостерёгся радоваться. Давно я таким дедушку не видел. Может ещё какая беда случилась. Хозяин поставил на стол три чашки. «Мне что, тоже нальют?» – удивился я. Хотел было хозяину, что не удобно мне это, лучше в блюдце, и лучше молока, а не чаю, но тут дверь опять открылась. На пороге стоял герр Келли. Он пожал руку, протянутую ему дедом Артемием, и нерешительно протиснулся в сторожку. Дедушка приглашающе указал на стол.

– Присаживайтесь, Якуб. Я думаю, такие новости нужно неспешно излагать.

Дед разлил кипяток по чашкам, подвинул гостю сахарницу, хлеб с маслом и ту самую колбасу, что мы ели уже неделю. Люди бросили в свои чашки пакетики с чаем и с пристальным вниманием следили как вода окрашивается в золотистый цвет. Я тоскливо вздохнул и запрыгнул на кровать, поближе к Артемию. Как ни как меня тоже пригласили новости послушать. Дедушка глянул на меня и полез в холодильник, достал маленькую коробочку с надписью «Сливки». Я замурчал и облизнулся. Блюдечко моё всё же поставили на пол. И сливки кипятком разбавили, чтоб не холодные были. Но это не беда, так даже лучше стало, вкусней, поэтому начало рассказа Якуба я пропустил. А когда прислушался, то позабыл обо всех сливках на свете.

По его словам, выходило, что он знает кто Трезора отравил. Он де видел, как от речки к будке девушка шла. Красивая такая. Он её и раньше видел, в день, когда пила сломалась и до этого, перед пожаром. Девушка к собаке подошла и гладить стала, что-то в миске его оставила или нет не видел. Темно было. Но когда она ушла пёс ещё долго снег обнюхивал и подбирал что-то.

– Ну и кто ж, та девица, герр Келли, позволь узнать? – подал голос Артемий Заяц. Чай его уже давно остыл и стал чёрным пречёрным.

– Я не могу наверняка сказать, темно было. Но мне кажется, что это Сьера реки. Берегиня, по-вашему.

– Ну, нет! Не может того быть, герр Келли! – Артемий подпрыгнул на пружинах кровати и закачался вверх-вниз, вверх-вниз. – Не может ни одна берегиня такого сделать! А тебе, герр, если кажется, то знай – креститься надо.

– Её имя Майорика. Я говорил как-то раз с ней днём. У неё странные вопросы про столб были. Про судьбу, как узнать, что в жизни будет. С ней ещё бес был малый.

За столом воцарилась тишина. И под столом тоже. Я с одной стороны и рад был, что ещё хоть кто-то мою версию про ведьму поддержал, а с другой уж очень как-то неприятно было узнать, что по моему участку шляются и ночью, и днём беспрепятственно какие-то девицы водяного происхождения с иноземными фамилиями. Дедушка тронул меня носком сапога.

– Что молчишь, Вася? Может такое быть?

Я вылез наружу. Чтобы собраться с мыслями принялся мыть усы. Они, как назло, пристально смотрели на меня и как один молчали.