Береговая стража

Она подозревала, кто бы это мог быть, но и сама же не верила. Тот человек, который имел основания проучить семейство Лисицыных, исчез много лет назад. И он по натуре не был злопамятным, скорее даже наивным и простоватым. Такой не мог бы придумать хитрую интригу!

– Вы ночуете у нас, – сказала Лиза, когда сани подъехали к воротам ее особняка. – Места хватит. Посидим в моем кабинете, помолимся за Марфиньку, поговорим…

Она хотела выпытать у Саньки все о том доме, где его держали, где снарядили для появления в свете, где вручили злополучный перстень, своим блеском помутивший Лизе рассудок. И она действительно узнала немало – с Санькиных слов можно было хоть картину писать, вроде общего портрета благородного семейства, где посередке в кресле – крепкого сложения кавалер в маске, рядом стоит другой, почти урод, но умеющий распоряжаться и, сдается, не ведающий страха, при них – маленький и шустрый господин Никитин, на заднем плане – великан, способный одной рукой перевернуть сани, и круглолицый юноша, сочинитель всего на свете – комических опер, памфлетов, од и журнальных статеек.

Супруга не было – он застрял за чьим-то карточным столом. Матвеича никто не видал – после того, как Лиза на крыльце дала ему приказание, в доме он не появлялся. Решив, что утро вечера мудренее, велела дворецкому Ивану Данилычу устроить гостя в одной из спален на антресолях. После чего она пошла к себе и позвала своих главных сплетниц – Марью Дормидонтовну и фрау Киссель, чтобы все знали – она не в комнате у юного красавчика, а, как положено примерной супруге, допоздна ждет мужа в безупречном женском обществе. Там же была и чтица, необходимая для важного дела: фрау Киссель, гадая на картах, истолковывала их по-немецки, и ей требовалась переводчица.

Карты несли околесицу – обещали свадьбу вперемешку с дорогой, казенным домом, кражей и королем-злодеем. Это было даже смешно. Выругав фрау, Лиза отправила ее спать, а Суходольской велела читать что-нибудь по-французски – лишь бы в комнате звучал человеческий голос.

Девки по ее приказу дежурили внизу на случай появления Матвеича. Но приехал супруг, которого Лиза уж не ждала – разве что утром, когда изматывающая ночная игра завершится.

– Я с прибылью, Лизанька, – сказал он, входя. – Ручку, ручку! Вот тебе колечко!

– Друг мой! – воскликнула она, бросаясь мужу на шею. – Я так волновалась о тебе! Не надобно колечек, лишь бы ты был доволен! Сколько выиграл?

И, ласкаясь к мужу, Лиза сделала жест, означавший: все лишние, убирайтесь из гостиной вон!

– Триста рублей, да кольцо, да табакерку черепаховую. Будет тебе новое платье, – пообещал Лисицын. – В пост не пощеголяешь, да ведь нигде не сказано, что в пост шить нельзя. Усадишь девок за работу, к Пасхе будешь как царица!

– Мне одно лишь царство нужно – в душе твоей царить безраздельно! – ответила Лиза. – Постой, что там за шум? Турки, что ли, дом штурмуют?

– Юшка, что там? – крикнул супруг. – Что? Не слышу!

– Вашей милости сестрица! – доложил, прибежав, лакей Юшка.

– Чего она притащилась на ночь глядя? – удивился Лисицын. – Или уже?..

Тут ворвалась княгиня Ухтомская.

– Беда, братец, беда, братец, беда! – кричала она. – Деточки мои! Больных из дому забрали, увезли! И бежать ночью не к кому! Деточек моих, князей Ухтомских, приставы увезли! Господи, Господи, что деется! Братец, голубчик, выручай! Завтра же поеду вызволять! Князья Ухтомские – убийцы! Из-за чьих-то врак деточек арестовали!

Шуба, накинутая на плечи, соскользнула, княгиня осталась в одной сорочке и поверх нее – ночной кофте.

– Погоди, Маша, погоди! Кто арестовал, отчего? – спросил Лисицын.

– Сестрица, голубушка, дружочек мой, садись, переведи дух! – кинулась к княгине Лиза, и обняла, и силком усадила на канапе, и сама села рядом, чтобы, прижавшись, гладить по голове и плечам.

– Не убивали они дансерку! Не убивали! Не могли убить!

Лиза нагнула к себе княгинину голову, пристроила на своей груди, чтобы Ухтомская не видела в этот миг лица своего любезного братца.

Брат не умел уследить за губами – сам того не желая, улыбнулся.

– Не виноваты они! Не могли они ее убить! Дураки они у меня, но не убивали, не убивали! – твердила княгиня.

– А с чего полиция взяла, будто убили?

– Так ведь открылось, что Орестушка на той дансерке сдуру повенчался!

– Этого не может быть! – уверенно сказала Лиза. – Он же знал, что я ему богатую невесту ищу! Тут какой-то обман, сестрица, точно – обман!

– Обман, обман, – повторила Ухтомская, – да только обманывали-то меня! Он на ней доподлинно повенчался! Я-то понять не могла, с чего вдруг они, князья Ухтомские, вздумали дансерку забрать на съезжей да похоронить. Мало ли, за кем они махали, гвардия без этого не живет, да она ж была красавица, я ее в «Парисовом суде» видела…

– Что ты знаешь об этом деле, сестрица? – спросил Лисицын.

– Не виноваты они! Не могли они ее убить! Они – дворяне, князья! Как можно князю какую-то девку безродную убивать? Надоела – дал бы денег да и прогнал прочь, так оно делается! А он, дурак-то мой, повенчался!