Береговая стража

– Ну вот, читаю, что получилось. «Батманы. Биения. Биения суть движения, производимые на воздухе одною ногою в то время, как тело расположено бывает на другой, они делают танец весьма блистательным, а особливо когда делаются без принуждения».

– Биения? Может, удары? – предложил Шапошников.

– Удары? – Бориска задумался. – Нет, ударить ногой – это пинка дать. А тут – изящно и на воздухе… тут – биения! А дальше – подробнее: «Должно, во-первых, знать, что лядвея и колено составляют и располагают сие движение: лядвея управляет бедрами в случае удаления или приближения, а колено своим сгибанием делает биение крестообразно, хотя бы то было впереди, хотя бы позади другой ноги».

– Хм… уверен ли ты, что это необходимо? – осведомился сильно озадаченный таким пассажем Шапошников.

– Так в книжке написано, или примерно так. Там вообще много разумного! – кинувшись на защиту автора-француза, выпалил Бориска. – Там очень верно про позиции рук!

– Пор-де-бра, – вспомнил Шапошников.

– Пор-де-бра ведь следует знать всякому! Сейчас разве что схимонахи не танцуют, а все прочие в танцах упражняются. Потому надобно особо написать – коли кто имеет короткий стан, руки поднимать выше и располагать с приятностью, кто имеет долгий стан – опускать их вниз, к лядвеям.

– А когда у кого соразмерный стан?

– Тому держать их у средины брюха! – и Бориска показал, как именно держать.

– Так и напишешь?

– Так и напишу!

– То-то порадуются прекрасные дамы.

Федька засмеялась. Сейчас Шапошников ей нравился – после приятно проведенной ночи он резвился и шутил, а не мазал по холсту с каменной физиономией.

– Вот и наша дама развеселилась. А что, сударыня, верно ли это – насчет пор-де-бра? – спросил Шапошников.

– Когда танцует дансер, верно, – согласилась Федька. – А когда фигуранты стоят в ряд, то лучше, чтобы у всех руки были подняты или опущены на одну высоту.

– Ну, я не для фигурантов словарь пишу! – обиженно возразил Бориска.

Шапошников взял его листки, просмотрел и с недоумением прочитал:

«Что касается до движения плеча, то оно видимо только бывает в шагах, называемых “томбе”, где кажется, по причине наклонности, делаемой всем телом, силы у вас совсем ослабевают».

– Это как же? – спросил он.

– Вот так, – Бориска встал в ровненькую пятую позицию, выставив вперед правую ногу, присел в деми-плие, невысоко подпрыгнул, при этом правая ступня скользнула до колена. Пришел он на левую ногу, опять же в деми-плие, но правая нога, выброшенная вперед, опустилась в целом шаге от левой и согнулась. Тут же Бориска перенес на нее вес тела и наклонился очень выразительно – как если бы собрался грохнуться носом в пол. При этом левая рука отлетела назад, а правая округлилась, едва не касаясь локтем колена.

– Вот это и есть движение плеча? – уточнил живописец, хватаясь за карандаш. – Стой, стой, как стоишь! Голову опусти!

– Нельзя! – возразил Бориска. – Голову надобно держать!..

– Опусти, кому сказано!

И Шапошников не менее пяти минут держал танцовщика в позе согбенной и даже скорбной.

– Славно! – объявил он. – Я как раз задумывал виньетку с надгробным камнем и безутешной девой!

За это время Федька без спросу тоже сунула нос в листки. Описания танцевальных па ее мало волновали, но кое-что показалось любопытным.

– Дмитрий Иванович, вы знаете, кто такие акробаты?

– Ярмарочные штукари, что на руках ходят и в воздухе с прыжка переворачиваются, сударыня, – поправляя мелочи в рисунке, отвечал Шапошников. – А что?

Федька протянула ему страницу. Он прочел про себя и произнес одно только слово:

– Ого!

– Не «ого», а так у француза было написано! – вступился за свой труд Бориска.

– А сам-то ты понял, чего нагородил? «Акробаты. Род греческих танцовщиков, которые бегали весьма скоро сверху на низ по веревке, привязанной к их брюху, и притом имея протянутые руки и ноги». Как ты это себе представляешь?

– Никак не представляю, я не ярмарочный штукарь.

– Ну так убери из книги. Коли у тебя – «Танцовальный словарь», то нужны ли такие загадки?

Пока Бориска думал над ответом, прибыл горячий кофей. Напоив приятеля, Шапошников весьма деликатно его выставил.

– Приступим, сударыня? – спросил он.

– Да, сударь.

– Комиссию мою исполнили?

– Званцев весь день в театре не показывался. Ни на уроке, ни на репетициях, ни на представлении.

– Занятная новость… Скажите, сударыня, есть ли у вас сорочки из тонкого полотна?

– Есть две, – ответила удивленная Федька.

– Предлагаю сделку. Я вам дам денег на полдюжины сорочек с тем, чтобы вы купили полотно в лавке Огурцовой, – сказал Шапошников. – Вам – сорочки, мне – сведения об Огурцовой.

– Так она же сама полотно аршином не мерит!

– Я научу вас, как добыть сведения… – Шапошников задумался. – Принимайте позу, а достоверное вранье для вас я изобрету.

Федька скинула шлафрок, надетый на голое тело, и улеглась.

– Дмитрий Иваныч, у меня сорочек довольно, – сказала она. – Вы мне лучше иным отплатите.

– А чем?

– За мной, когда я из театра бегу к вам, кто-то следить повадился. Я иду – он за мной, и до самой канавы провожает…

– Отчего до канавы?