Горные не осаждали Мастодоний. Они вышли из рудника. Тихо. Ночью. И перерезали полгорода. Сбежавшие жители рады были, что вообще унесли ноги, и думать не хотели о потерянном богатстве. Город стал чем-то вроде могильника, и долгое время о нем предпочитали вообще не говорить. Даже название стерли со всех карт. Чтобы никто больше туда не совался и не рисковал жизнью.
Гелиодор проследил разветвление Алмазных гротов.
— Они давно туда не суются. Незачем. — Он говорил о гоблинах, предпочитавших районы понаселённее. — Ни еды, ни наживы. Земля в той стороне скудная из-за высоко лежащей руды. Даже орки там не кочуют — трава плохая и воды мало.
— И мы сунемся в эту гоблинову жо… бездну.
— Нет, мы сунемся в восточный отвод этой гоблиновой жо… бездны.
— Это успокаивает.
— Да, это щадит и мои потрепанные нервишки.
— Мы справимся.
— Разве может быть по-другому?
16. Разгадка
Оборотень помешивал кашу и делал вид, что не видит незваную гостью. Вчера она тоже приходила, и дело кончилось скандалом и трепкой. Орчанка раз десять обошла лагерь, у каждого выпрашивая что-то на стирку. Это было смешно. Говорит вроде об одежде, а сама заглядывает в каждую палатку — ищет Гелиодора, волнуется, заикается, но настырно ждет его.
Дежурил Улекс, самый безалаберный и веселый член их стаи. Он так развеселился, наблюдая за зеленой мелочью, что решил разыграть её.
— Гелиодор? — переспросил шутник. — Так тебе нужен альфа?
— Он вроде хотел что-то постирать. — Бёрк врала, опустив глаза в землю. — Рубашку… наверное…
— Ну не знаю, — почесал бороду двуликий. — Никаких распоряжений не было. Может, забыл?
Он посмотрел на девушку, и в ответ Бёрк пожала плечами. Уходить вот так просто, не увидев Гела и не объяснившись с ним, нельзя. С каждой минутой ее решимость таяла.
— Но ты не переживай, — поспешил «успокоить» Улес. — Если что срочное, то девчонки постирают.
— Какие девчонки? — испуганно спросила орчанка.
— Так веселые. Он вроде к ним отправился.
На самом деле альфа отправился на охоту, но велел никому об этом не говорить. Особенно всяким там зеленым.
Бёрк всхлипнула раз, другой и разразилась горьким рыданием. Так и стояла посреди лагеря и утирала сопли чьей-то рубашкой. Улекс растерялся и немного струхнул. Девка вожака, а он последнее время вел себя странно. Но вместо того, чтобы признаться в брехне и отойти подальше, недоумок принялся ее утешать. Каши предложил, обнял, даже погладил по спине. Дурак. Просто дурак.
За ужином у костра уставший альфа сразу учуял ее запах на оборотне. Бил его сильно. Так бьют врага на поле боя. Пришлось растаскивать и долго держать бесновавшегося ревнивца.
— Моя! — орал вожак и рвал на груди рубашку. — Моя! Не подходить! Не трогать! Не разговаривать! — Он наполовину принял боевой облик. — Убью!
Вот из-за вчерашнего дежурный и делал вид, что не видит гостью. Он постоянно поворачивался к ней спиной и с ужасом ожидал какого-то вопроса. Хорошо, из палатки выполз сонный Тумит. Вот он девчонку действительно не заметил. Подошёл к ведру и стал шумно умываться, отфыркиваясь словно кот. Пришлось пихать его в бок.
— Чего тебе? — Не проснулся еще оборотень.
— Тут это… — Карнеол скосил глаза в сторону девчонки.
— Чего? — переспросил Тум, непонимающе смотря на дежурного. — Соринка в глаз попала?
— Соринка… там! — дежурный мотнул головой не в сторону, а назад.
До Тума дошло, и он, отклонившись вбок, заглянул волку за спину. Ухмыльнулся, кивнул Карнеолу и потопал радовать альфу.
— Ни слова! — серьезно прервал Гелиодор еще не начавшийся разговор. Её запах он давно почуял и старательно заставлял себя оставаться на месте.
Лицо друга разочарованно вытянулось.
— Но…
— Не хочу ничего о ней слышать! — замотал головой оборотень.
— К черту слышать. Ты должен это видеть! — очень убедительно заверил Тумит. — Такого еще не было.
— Ладно, — заинтересовался Гел. — Но если это какая-то глупая шутка…
Гелиодор поднялся и вышел. Очень особенное, искать долго не пришлось. Бёрк стояла там же, где и всегда, но выглядела совсем непривычно. Сегодня она ничего не надела на голову: ни шапки, ни платка. Просто распустила волосы, и ветер ласково трепал ее зеленоватые прядки, доходившие до поясницы. Не было на девушке ни привычных штанов, ни куртки. Она старательно держала осанку, наряженная в цветастую кофту и юбку, вещи слишком легкие для этого осеннего утра. Одежда сидела на орчанке мешковато, будто ее одолжили на время, или сняли с чужого плеча. Возможно, девка совсем отчаялась и ради его внимания обокрала кого-то из гномок?
Оборотень внимательно разглядывал Бёрк некоторое время, не зная, что и сказать. А она стояла перед ним, потупившись, и молчала.
— Ты так, что, через весь хутор шла? — спросил наконец недовольно, даже не поздоровавшись для начала.
— Да, — не поднимая глаз, ответила Бёрк.
— Небось, все пялились? — В голосе Гела отчетливо проскочили нотки ревности.
— Смотрели, — кивнула Бёрк и глянула на оборотня увереннее.
Ревность — это хорошо. Ревность — это не безразличие.