Берк. Оборотни сторожевых крепостей

Вернулся и, подхватив чашки со стола, подошел к дочери. Сел на край кровати, вздохнул горестно. Пошамкал губами, словно тренируя заготовленную речь. Ему трудно было подобрать слова утешения, орк вообще говорил мало — только короткие фразы и то по делу.

— Чаю бы попить… — начал издалека…

В ответ тишина.

— Холодно сегодня… Снег скоро пойдет… наверное…

Бёрк даже не пошевелилась.

Тогда он поставил кружки на пол и сгреб дочку в охапку. Бёрк крутнулась, недовольно выворачиваясь, но не справилась и обмякла. Сфенос поправил ее, словно куклу, и усадил к себе на колени. Обнял и начал баюкать, как когда-то в детстве, когда она болела, гладил по растрепанным волосам.

— Он вернется, — уверенно сказал то, чего жаждало услышать девичье сердце.

— Нет! — выкрикнула Бёрк резко, словно выплюнула.

Зачем рассусоливать эти сопли? Ведь ясно, что Гелиодор попользовался ею и просто сбежал.

— Вернется, — уверенно повторил орк.

Он и верил в то, что говорил. Ведь невозможно забыть его дочку — она особенная, невероятная. Что теперь оборотню до раскрашенных городских девок после того, как он прикоснулся к настоявшему чуду?

— Нет. Если бы хотел вернуться, то предупредил бы, что уходит!

— Так наемник…

Бёрк посмотрела на Сфеноса бездонными глазами, в которых загорелся вопрос и крошечка надежды. Отец аккуратно убрал с ее лба прядь, которая лезла ей в глаза, поднял вверх указательный палец и благоговейно произнес:

— Контракт! Вот. — Серьезное слово, сказанное Татимиром, выговорил с трудом. — Как подписался, дороги назад нет. Наемник… Не властен над своей жизнью.

Орк говорил медленно, пытаясь попроще объяснить Бёрк суть нанятого воина.

— Что же, его заставляет, кто? — обиженно спросила девушка и впервые хлюпнула носом.

— Договор был сначала. Ты встретилась после.

Бёрк перебирала пальцами край отцовской рубахи и думала. А ведь Сфенос прав, оборотни говорили о предстоящей работе. Нечасто и как бы случайно, но ведь она слышала и про гоблинов, и про рудники.

— Он вернется! — уверено повторил орк и для убедительности кивнул.

И в сердце Бёрк словно втиснулась добрая доля надежды. Стала ширится в ней как дрожжевое тесто, вытесняя из очанки лишнюю влагу. Вода посыпалась из глаз крупными каплями и впитывалась в отцовскую рубаху, а на душе вдруг стало легче и теплей.

Новость об отъезде двуликих облетела хуторок за пару часов. Она вытекла из харчевни, где это громогласно объявил один из рудокопов, видевший уходящий караван, и растеклась по окрестным домам. Соседи специально ходили к друг другу в гости и передавали известие почти слово в слово, не забыл упомянуть, что орчанку оборотень с собой не взял. Это никого особо и не удивило. Стая отправлялась не на ярмарку, зачем в ратном замесе бабья юбка? Но интерес к тому, как поведет Бёрк себя, накалял воздух. По ее реакции можно было понять, чего ждать дальше от их отношений. Наобещал вожак ей золотые горы или бросил, не дав и гроша?

Интерес был не простой, а по делу — гномы давно делали на парочку ставки. Половина на то, что Гелиодор за ней вернется и пригреет под собой как жену. Другая половина — что это увлечение было разовым, и волка теперь днем с огнем не найдешь.

Сфенос знал об этом, но народ не осуждал — в хуторе скучно, и гномы развлекались, как получалось.

* * *

Поздняя осень в этом году она была необычайно сухой. Дороги до самых морозов остались чёрствыми и пыльными, а башмаки чистыми.

Из-за редких дождей грибов было мало, и бочки в погребах стояли полупустые. Хуторяне собрали лишь немного груздей да синеножек. Ждали, что к зиме обмелеет река, но дождевые тучи, обошедшие хутор, поднялись к устью реки и обрушились на головы тамошних обывателей. Постояльцы гостиницы, прибывшие с той стороны, говорили, что под Великим лесом затянувшийся дождь вызвал редкое осеннее половодье — затопило все прибрежные луга, несколько поселений и смыло старую мельницу. До гномьего хутора волна успела порядком иссякнуть и только подняла воду в реке до самых краев. Зато прибавилось рыбы, и Бёрк со Сфеном ставили сети раз за разом и успели насушить мешков пять окуней, щук и другого улова.

Бёрк… Она поверила словам отца и бережно хранила кинжал Гелиодора под подушкой. После отъезда хозяина, он, забытый или специально оставленный, сиротливо оставался лежать на печке.

Теперь завернутый в подаренный альфой платок, ножик прятался днем под подушкой, а ночью перекочевывал в объятия орчанки. Она хитро спеленала кинжал, оставив открытой рукоять с большим красным камнем, как обычно кутают детей. Перед сном она изучала затейливую гравировку на рукоятке. Там были изображены оборотни. Самый сакральный момент их жизни: оборот. Уже не человек, но еще не зверь. Голова волка, а на человеческих ногах штаны и сапоги. И, как маленькие печати, на боках рукояти: рука и волчья лапа.

А какой венчал его камень! Всегда, даже в нетопленом доме, он оставался приятно теплым, словно был живым. Бёрк казалось, что в свете свечи граненый камешек подмигивал ей, подбадривая и придавая веры в то, что Гелиодор вернется.