Берк. Оборотни сторожевых крепостей

Стоя на голом пустыре, Бёрк мгновенно промерзла да самых костей. Холодно… Как же холодно. Здесь не осталось ничего, теплого или любящего. Ничего живого, или желанного для неё.

Орчанку сотрясала сильная дрожь. Лицо посерело, а на щеках синей сеточкой проступили капилляры. Горькое осознание того, что ее бросили, убивало, тело Бёрк словно омертвело.

— Как? — промямлила она синими от холода губами. — Почему?

Она шептала это тихо, не ожидая ответа, а хотелось кричать и визжать. Хотелось упасть на высушенную холодом траву и кататься по ней словно сумасшедшая. Хотелось рвать на себе одежду и плакать. Но глаза пекло от сухого холодного ветра, а тело не двигалось и продолжало изображать мертвое, огородное пугало.

Девушка долго стояла там, где еще вчера был разбит лагерь. Еще вчера тут бурлила жизнь и кипела работа. Тренировки, готовка, дружный смех. Все это сейчас звучало в памяти эхом. Оборотни не оставили после себя никаких следов. Ничего. Нет даже мелкого мусора. Даже место, где весело горел огонь, перед отъездом выровняли, заложили квадратами свежего дерна.

Он ушел. А ей осталась лишь ледяная пустота в сердце…

— Нужно идти домой, — Бёрк заставила себя развернуться. С трудом переставляя окоченевшие ноги, медленно, пошатываясь, пошла обратно.

Дом показался жутким и пустым. Каким-то чужим и незнакомым. Неприветливым. Когда Бёрк подошла к кровати, где еще несколько часов назад жарко отдавалась любимому мужчине, почувствовала, как силы оставили ее заледеневшее тело, и рухнула на покрывало. Не снимая куртки и ботинок, подтянула коленки к подбородку и сжалась в комок.

* * *

Орк ввалился в дом, тяжело дыша. Отбросил прут, которым стегал бедную лошадь, и похромал к кровати дочери. Бёрк лежала и не шевелилась, лица не видно. Молчит. Сопит. Растеряно погладил по встрепанной голове и сел на край постели. Что делать? Что говорить? Сфенос ждал другого: слез, криков, обвинений… Собирался охотно поддакивать, осуждать предателя. А как быть если вот так? Словно мертвое спокойствие. Что она чувствует? Как утешать, если не умеешь?

В лес он ездил в другую от оборотничего лагеря сторону и не видел, что волки снялись с места. Знай это, остался бы сегодня дома. А ведь мог и догадаться… Вчера в харчевне слышал краем уха о второй стае. Растяпа, не обратил внимания, решил, что двуликие просто треплются от скуки. По своей стариковской глупости значения не придал.

А сегодня выгружал дрова за харчевней и встретил Полли.

— Как она? — Щеки поварихи раскраснелись от злости, кулаки сжаты.

— Кто? — растерялся орк.

— Бёрк! — гномка от нетерпенья даже топнула.

— Так… спят, — растеряно пожал плечами орк.

Он не совался в дом с тех пор, как оборотень впервые остался там ночевать.

— Плакала?

Кухарка искренне беспокоилась, как Бёрк переносила расставание с Гелиодором.

— С чего? — удивится Сфенос. Его дочь вообще редко плакала. Огрызалась, паясничала — это было, но, чтобы плакать… — Что случилось? — Он отбросил бревно с телеги и в упор уставился на кухарку. — С чего Бёрк реветь-то? Оборотень?

Что этот мохнатый недоделок мог сотворить?

— Так уехали они! — горячо воскликнула Полли. — Снялись с места! Еще на рассвете!

Сфен даже не стал разгружать телегу — прыгнул на передок и настегивал бедную клячу всю дорогу до дома.

И что теперь делать? Как с ней говорить?

Вздохнул. Походил. Покряхтел. Развел огонь в печке, поставил греться горшок со вчерашней кашей и чайник. Заварил травы и разлил по двум кружкам. в свою огромную, больше похожую на цветочный горшок, запылившуюся от безделья, и ее аккуратную, из белого фарфора. Татимир подарил, из гостиничных запасов, ущербную, с отколотым краем. Такую гостям не поставишь и выкинуть жалко, а для Бёрк годится все. Она, как сорока, рада и кривому угольку.

На столе стояла еще одна кружка — железная. На дне высохшие чаинки и развод от меда. Сфенос сразу догадался, кто из неё пил. Схватил ее, хотел запустить в стену, но передумал. Зазвенит, покатится по полу и напомнит о двуликом мерзавце. Орк тихонько завернул ее в полотенчико и отнес в чулан. Приткнул под нижней полкой за мешком с овечьей шерстью с глаз подальше.