Но главной нашей общей страстью были все же не комиксы, а бокс. Мы проводили уйму времени, сравнивая ведущих современных боксеров, обсуждая их достоинства и недостатки. Из случайно подслушанных в клубе разговоров я знал, что подростком Неблих имел все задатки выдающегося бойца, но потом по никому не известной причине покинул ринг. Он по-прежнему оставался в прекрасной форме и время от времени занимался на силовых тренажерах, но ни разу при мне не участвовал в спаррингах. Бывало, члены клуба острили у Неблиха за спиной, но мало кто осмеливался открыто насмехаться над мускулистым великаном. От шуточек в его адрес и попыток передразнивать его заикание меня всего буквально передергивало.
В один прекрасный день, когда мы вместе вышли из клуба на улицу, я не стерпел и все-таки спросил его:
– Почему ты бросил бокс?
– Это до-до-долгая история.
– Ты здоровее всех в клубе и, наверно, сильнее всех.
– Нет, ме-ме-меня кто угодно побьет.
– Не говори ерунду.
– Я не мо-мо-могу драться. У ме-ме-меня один глаз слепой.
– Черт. Извини, я не знал.
– Ни-ни-ничего страшного. Просто оттого, что я за-за-заикаюсь с самого де-де-детства, отец решил на-на-научить меня боксу. Чтобы я мог за се-се-себя постоять. А то в школе ма-ма-мальчишки меня не очень любили.
– У меня тоже с этим проблемы.
– Однажды ме-ме-меня зажали в угол. Их было че-че-человек пять. С па-па-палками. Я отбивался ку-ку-кулаками, пока кто-то не ткнул мне па-па-палкой в глаз. Он вы-вы-выпал наружу. Мальчишки ис-ис-пугались и убежали, а я упал и по-по-потерял сознание. Ме-ме-меня потом подобрали, от-от-отвели к врачу, и он вставил мне глаз на ме-ме-место. Но с тех по он ни-ни-ничего не видит, только ту-ту-туман. Кра-кра-красноречие на ринге ни к чему, но ви-ви-видеть надо хорошо. На работу ме-ме-меня долго не брали, по-по-потому что, когда слышали, как я раз-раз-разговaриваю, все думали, что я ту-ту-тупой. И только Воржик ме-ме-меня взял. Он часто ведет себя как скотина, но се-се-сердце у него доброе.
– Меня он, видно, невзлюбил, – сказал я. – Вечно к ошибкам цепляется, клички придумывает.
– Это по-по-потому, что ему не все равно. Он ду-ду-думает, что у тебя хо-хо-хорошие задатки. Если бы так не ду-ду-думал, давно бы оставил те-те-тебя в покое.
Я Неблиху не очень-то поверил, но хотелось надеяться, что хотя бы отчасти он прав.
Со временем я начал участвовать в спаррингах с боксерами моей весовой категории. Это были в основном взрослые спортсмены, готовившиеся к профессиональной карьере, так что каждый раз, выходя с ними на ринг, я получал бесценный опыт, а не только бесчисленные удары. Из-за частого участия в спаррингах с более сильными и опытными партнерами ко множеству прозвищ, накопившихся у меня за время занятий в клубе, добавилось еще одно – Груша. В отличие от большинства других, оно было необидным, в нем даже слышался намек на уважение, а то и на дружескую симпатию.
На первых порах я действительно походил на живую боксерскую грушу: прикрываясь руками, почти не двигался с места и даже не пытался отвечать на удары. Но довольно скоро я начал передвигаться по рингу и научился уходить от ударов, а не только защищаться от них руками. Время от времени я даже пытался атаковать, пробовал на противнике отдельные удары и целые комбинации. Совершенствуя мастерство, я постепенно приобрел в клубе репутацию стойкого и выносливого бойца.
Чаще других я встречался в спаррингах с Йоханом. И хотя он полностью контролировал ход наших поединков, мне все чаще удавалось достать его ударом. Одним особенно удачным хуком правой в солнечное сплетение я даже заслужил похвалу от Воржика. Когда в тот раз я спустился с помоста, он подошел ко мне вместе с Максом.
– Неплохо, – сказал Воржик.
– Думаю, ты готов, – довольным голосом добавил Макс.
– Готов к чему?
– К настоящим схваткам, – пояснил Макс. – Спарринг – это хорошо, но тебе нужны соперники, которые на полном серьезе попытаются тебе навалять.
– На следующей неделе проводятся юношеские соревнования. Я тебя на них заявил, – сказал Воржик. – Ты будешь выступать за Берлинский боксерский клуб, так что смотри, Скелетик, не подведи.
Молитва
– И все равно не понимаю, – сказала Грета.
– Что не понимаешь?
– Зачем тебе вообще сдался этот бокс.
Каждый вторник мы с Гретой встречались в парке неподалеку от ее школы. Здесь можно было спокойно погулять и поболтать, не рискуя попасться на глаза кому-нибудь из знакомых. И хотя наши свидания продолжались всего двадцать минут, мыслями о них я жил все остальные дни недели. Мы встречались на одной и той же скамейке и шли гулять по тенистым дорожкам. Иногда я брал Грету за руку, мы с ней ныряли за деревья и там по несколько минут подряд самозабвенно целовались.