Рука его блуждала где-то рядом с ее локтем, ее бедром, слепая, но жадная рука, и Зосе, видимо, хотелось рубануть ее кулаком, круглым и злым бабьим кулаком, убить, как гадюку. Она бы заторопилась и рубанула, только скрип половицы за занавеской мешал ей. Сдерживал.
Саид отдернул цветастую полсть и вышел. Суровый, бледный, решительный. Шагнул к скамейке, где лежала шинель коротыша. Пошарил в карманах. Ничего не нашел. Отбросил. Шапку тоже отбросил, пропитанную потом и жиром. Стал перед эсэсманом, рядом с хозяйкой.
– Что?! – удивился коротыш, не поняв, откуда вдруг взялся мундир офицера. Удивился и как что-то почудившееся отстранил его рукой. Рука сделала полуоборот, не достала мундира, вернулась на колени. – Что за шутки, Зося?
Потом он поднял глаза и увидел лицо Исламбека. Незнакомое, но строгое офицерское лицо, не обещающее ничего радостного.
– Встать! – гаркнул Исламбек и сжал в бешенстве кулаки.
Ничего, ничего ровным счетом не понимал коротыш. Он, может, и поднялся бы, но все произошло так неожиданно и так неправдоподобно, что мозг отказывался принимать команду. Во всяком случае, она не звучала для него.
Саид догадался о состоянии эсэсмана. Повторил уже по-немецки:
– Ауф штеен!
Опрокидывая табурет, цепляясь пальцами за край стола, коротыш приподнял себя как мог и, покачиваясь, застыл перед унтерштурмфюрером.
– Наконец мы тебя нашли, – глядя жестко и пытливо в мутные зрачки коротыша, сказал Исламбек. – У самого леса нашли…
Эсэсман хотел протереть глаза, смахнуть туман, который, как ему казалось, застилал истину, рисовал этого внезапно возникшего унтерштурмфюрера, и все, все, что с ним связано, однако поднять руку не решался. Слишком грозен и суров был офицер. И слова страшные: «Наконец-то мы тебя нашли!» Неужели коротыша ищут!
– Зося… – жалостливо пролепетал эсэсман, словно искал у хозяйки защиты или объяснения.
Зося молчала. Да и что она могла сказать, ей самой было все непонятно.
Саид шагнул к коротышу, запустил руку в его карман – один, другой, – там было пусто. Успокоенный, отстранился, сел на лавку, сказал уже тише и сдержаннее:
– Думать способен? Или надо проспаться?
Пальцы коротыша с трудом, но все же нашли опору, – он вцепился в доску стола, перестал качаться.
– Не знаю…
Потом стянул брови, огромным усилием воли заставил себя ощутить реальность, отодвинуть туманную кисею.
– Что думать? – почти связно спросил он.
– Вспоминать, – пояснил Саид. – Вспоминать прошлое, то, что случилось четыре месяца назад…
Брови еще и еще стягивались. Рука поднялась и помогла стереть с лица, с глаз хмельную наволочь.
– Я сяду? – извинительно произнес он.
– Садись!
Он сел и стал тереть виски, старательно, насколько был способен. Помогло немного. Саид, наблюдавший за его работой, бросил, не то спрашивая, не то приказывая:
– Снегу…
Сказано было, кажется, Зосе, но принял совет коротыш:
– Да, снегу.
Тогда Зося вышла в сени, а оттуда за наружную дверь и тотчас вернулась с пригоршней морозной пыли, такой легкой и сыпучей, что она слетала на подол ее и на половицы торопливым пухом.
Коротыш принял от нее распадающийся ком и отер им безжалостно лицо, не морщась и не жмурясь даже.
– Ну? – спросил офицера. Упрямо и с вызовом спросил. – Ну?
– Утрись!
– Не надо.
Саид пододвинул лавку к столу, вплотную пододвинул, положил локти на доску, упер взгляд в коротыша.
– Тебя ищет Убайдулла!
Да, эсэсман был уже трезв. Во всяком случае, понял, о чем говорит унтерштурмфюрер. Вернее, зачем говорит. Убайдуллы давно нет, нет уже с октября прошлого года. Поэтому коротыш только на секунду теряется, выдает свою растерянность испуганным взлетом бровей, но сейчас же берет себя в руки и строит недоумение:
– Какой Убайдулла?
– Которого вы оставили на Берлинер ринге ночью…
– Ночью? Не знаю никакого Убайдуллу…
– Еще снега! – повернулся к Зосе Исламбек. – Побольше!
Женщина метнулась к двери, но коротыш остановил ее:
– Ладно… Зачем это! Убайдуллы нет. Нет никакого Убайдуллы…
– Почему нет?
– Потому что нет.
– Может быть, ты знаешь его как Саида Исламбека?
– И его нет тоже. – Коротыш вдруг осмелел, дерзко глянул на унтерштурмфюрера, дал понять, что все знает и понимает и хитростью его не возьмешь.
– Так вот, – решил сокрушить уверенность коротыша Саид. – Тебя ищет Убайдулла, и не столько тебя, сколько пакет, который у него похитили на Берлинер ринге. Помнишь черную клеенчатую обертку?
– Я не брал! – отшатнулся коротыш и даже заслонил себя руками от унтерштурмфюрера. – Не брал!
– А кто?
– Не знаю.
– Вас было двое.
Утверждение Саида помешало коротышу ответить сразу, он намеревался перенести все, что адресовалось ему, на человека, шедшего в ту ночь с ним рядом, но, видимо, унтерштурмфюрер мало знал, во всяком, случае, плохо: знал события Берлинер ринга, его можно было легко повести окольным путем к цели или вообще отвести от нее.
– Нас было четверо, – как можно увереннее произнес он и посмотрел на офицера с настороженным любопытством: поймет ли тот уловку.
– В машине? – уточнил Саид.
Окольный путь пресекался – офицер знал больше, чем показалось коротышу. Он знал даже о машине.