Берлога солнца (сборник)

– А как же тараканы?

– Какие тараканы?

– Если мы заклеим все щели, то как тараканы будут в них заползать?

Лёня не ответил, он сосредоточенно клеил. На полу лежала тряпка-заринка, Лёнин противогаз, ведро-унитаз, три бутылки с водой, пакетик сухофруктов, банка солёных огурцов и стаканы.

– Слушай, а может, я ещё за водкой в магазин успею?

– Время… – сквозь зубы проскрипел он и добавил – то ли «идёт», то ли «идиот». «Идёт» было логичней, время не могло быть идиотом.

– Всё, готовы к атаке с воздуха, – удовлетворённо сказал врачеватель кошерных зубов. – У кого избушка лубяная, а у нас герметичная! В неё не то что таракан, и бактерия не проскочит.

– Жаль, за водкой сбегать не успел, а может, ещё не….

Лёня посмотрел на меня так, будто я предложил ему постирать капроновые гольфы посыльного.

– Понял, первая ракетная атака блином. Будем трезвыми сидеть в противогазах, ждать невидимую смерть. Но в следующий раз надо как следует подготовиться, если, конечно, он будет, следующий раз. Кстати, у нас случай потешный был на работе…

Лёня был застрессован предстоящей смертью от удушья так сильно, что не мог принимать участия в беседе. Я, пользуясь случаем, рассказал ему о ядах и противоядиях, о целебных свойствах этилового спирта. О том, что если по ошибке выпить метиловый, то сначала теряешь цветное зрение, а потом и вовсе перестаёшь видеть и, потешно растопырив пальцы, передвигаешься по стенке, сдирая нестрижеными ногтями обои. Но если выпить медицинского 96-процентного этилового, зрение возвращается. После первого стакана появляются нечёткие чёрно-белые силуэты, после второго предметы приобретают ясные очертания, а после третьего…

За окнами взорвалась первая.

– Ещё четыре осталось, – Лёня сидел на полу, зажав лысую голову между ладонями, и считал.

– Ты чего противогаз не надеваешь? – спросил я.

– Подождём, пока упадут все, – ответил он голосом контуженного.

Раздалось ещё четыре хлопка, и мы надели маски слоников.

По телевизору показывали места падения ракет, разбитые машины, раскрошенный асфальт. Поражать мишени Саддаму помогали противоракетные установки «Патриот». Они сбивали ракеты, летящие к палестинцам, и отбитые боеголовки камнем падали на еврейские дома. Телевидение и радио без умолку вещали о надёжности «Патриотов», о том, что ни одна ракета Хусейна не прорвётся. Средства массовой информации лишают тебя желания анализировать события, и я радовался вместе со всеми.

…Я уже работал в университете и, когда звучала сирена, не спускался в бомбоубежище, а поднимался на крышу. Зрелище стартующих, как с космодрома, ракет, снопы огня в небе над Тель-Авивом завораживали. Завораживали не только меня, нас на крыше было двое. Нет, не Карлсон. Вторым был чуточку сумасшедший профессор. Мы стояли на крыше и говорили о том, что вскоре могучие опреснители морской воды превратят пустыню Негев в цветущий сад, что в Израиле найдут нефть и что израильские ракеты «Земля-воздух» точнее и эффективней американских «Патриотов».

Отбой воздушной тревоги. В автобусе нет людей, улицы пустынны, в окнах потушен свет. Все, кто мог, уехали за границу, куда не долетают ракеты. Лёня не понимал моего нежелания бороться за жизнь. Я не понимал его упорства в борьбе за бессмысленное существование. Мне надоело выскакивать намыленным из ванной, надоело бросаться голым в комнату-убежище, теряя по пути клочья пены, надоело класть тряпку – заринку в щель. Я лежал в ванной, выставив из-под пены безымянный палец правой руки изящным изгибом «факйююю», и считал хлопки: три, два, один, всё! Это тебе не курдов мочить: нас, евреев, ракетой из ванной не выбьешь.

Приближался Пурим, весёлый праздник ряженых, праздник пожирателей «ушей Аммана».

– Саддам до Пурима не дотянет, – сказал я Лёне. – Хочешь, поспорим?

– На что?

– Конечно, не на шоколадку, – на две бутылки водки.

– А почему на две?

– Чтобы вторую сразу вместе выпить, а первую заначить.

– Ладно, – согласился он, и… я выиграл.

Люди срывали с дверных косяков ненавистную клейкую ленту, распахивали настежь окна, мыли полы в комнатах-убежищах тряпками-заринками, сливали страх грязной водой. Вот война и позади. Несколько задохнувшихся в противогазах, двое передозированных антидотом. Зато… родильные отделения через девять месяцев ломились от рожениц. Акушерки не покидали рабочих мест, они не успевали вынимать. Вот чем надо было заниматься в герметично задраенном помещении с намоченной тряпкой под дверью. Я опять вспомнил о зале прилёта, об уставшей женщине с нееврейской фамилией. Любовь противостоит смерти. В застрессованной популяции индуцируется стремление к размножению, биосистема компенсирует грядущее уменьшение числа особей. Я асоциален, во мне не включился компенсационный механизм. И в нём тоже, в Лёне. И хорошо, что не включился… в нём.