Когда машина, ведомая подругой экстрасенса, выехала на пустынную ленту шоссе, подёрнутого муаром первой позёмки, Людмила, до того долгое время молчавшая, в задумчивости произнесла: «А ты, оказывается, большой шельмец, Герман…» «Не без того…» — согласился впадающий в дрёму пассажир. Когда он очнулся, «Жигули» стояли у подъезда незнакомого дома. «Мы где?» — поинтересовался он. «У меня», — спокойно ответила Людмила, ослепляя оробевшего седока холодным взглядом северной богини. «Валькирия!» — словно зачарованный, произнёс Поскотин, отдавая себя во власть разбуженных им чувств.
Последний Новый Год
Приближались очередные новогодние праздники. Первокурсники, чтящие священные традиции Альма-матер, потянулись на «заготовки». Неугомонный Веничка, выступая в курилке перед членами «Бермудского треугольника», предлагал «тряхнуть стариной».
— Новый Год, — конечно, следует проводить в кругу семьи, — вещал он, — а дня за два — не грех и в чужой огород заглянуть.
— У меня с «этим» и без того перебор, — увиливал от мобилизации Поскотин.
— Я вообще «на? сторону» больше не ходок, — отрезал меланхоличный Дятлов. — На Октябрьские праздники дал слабину, согласился с третьим курсом навестить подружек из «Первого меда», так сразу же себя пенсионером почувствовал.
— Что, не смог?! — притворно озабоченно поинтересовался Мочалин.
— Смог, отчего же?!..
— Так в чём прикол?
— Да она меня всю ночь дядей Сашей звала!
— Из уважения, не иначе!
— Какое там… «Дядя Саша, вы мне то придавили, вы мне сё прищемили… Дядя Саша, не курите в постели… Дядя Саша, не храпите!..» Мне теперь разве что женщин бальзаковского возраста, да и то — по праздникам…
На минуту в курилке воцарилась тишина. Мочалин, который по причине повышения успеваемости вновь на досуге стал почитывать «Камасутру», обдумывал, как зажечь искру среди подверженных меланхолией друзей.
— Герочка, а у твоей «Валькирии» подружки есть?
— Только замужние…
— Это в наше время не проблема!
Поскотину вдруг захотелось исповедаться. Не обращая внимание на последнюю реплику товарища, он пустился в путаный пересказ хитросплетений своей непростой личной жизни. Друзья ему почтительно внимали, гася и вновь прикуривая сигареты.
— Может, тебе Людмила в искупление грехов послана? — с видом философа-теологоа заметил «Предводитель обезьян», когда основной докладчик утробно кашлял, затянувшись третьей к ряду сигаретой. — И тесть получается фактурный… Года через два возглавит Институт. Тебя — на кафедру… Если беременность жены на поток поставишь, — за два года четырёхкомнатную квартиру справишь. Мы к тебе с Шуриком на дачу будем ездить, отчитываться, так сказать, о проделанной работе. А там, глядишь, на закате службы весь «Бермудский треугольник» к себе подтянешь… Верно я говорю, Насе?р? — обернулся он к Дятлову. — Доктором разведывательных наук хочешь стать?
Волоокий друг некоторое время сидел прищурившись, будто пытаясь заглянуть за горизонты своей жизни, после чего, метким плевком загасив окурок, степенно ответил.
— Не бывать этому, Балимукха! Где стабильность, там нашему Животу жить заказано. Да и любовь его с «Валькирией» больше на хобби смахивает. С Ольгой — горел! А с Людкой — только воздух портит!
Герман за «воздух» обиделся, но спорить не стал. Он вдруг вспомнил, что его подруга уже пару раз прозрачно намекала на скорую перспективу знакомства с её родителями. Стало тоскливо. Глядя на догорающий окурок на заплёванном полу, герой-любовник осознал, как много общего в его чувствах с этим ничтожным огрызком бумаги и табака. «Прав Шурик! Только воздух порчу!.. Вот после Нового Года с ней встречусь и начну остужать разгул романтических чувств… Нет, лучше после Старого Нового Года. Люся обещала на каникулах покатать сына на лошадке. Да… Определённо после Старого Нового Года…» Завершив очередной абзац своих мыслей, Поскотин тяжело, будто переводя каретку, вздохнул, что и послужило сигналом к завершению совещания в «Бермудском треугольнике».