Сидящий на сугубо наркотической диете Старый Бык держится высокомерно и одновременно чудаковато, докапываясь со своей критикой до всего на свете – от местных баров до профсоюзов. Наутро Керуак обнаруживает его за работой: Бык с азартом выковыривает гвозди из гнилого бруса – «их там были миллионы; они кишели как черви». «Когда я вытащу отсюда все гвозди, то построю себе полку, которая продержится тысячу лет!»{115}
– кричит он с возбуждением. «Стояло раннее утро, энергия его била ключом. Бедняга ввел столько дряни в свою систему, что большую часть дня мог выдержать, только сидя в кресле с зажженной в полдень лампой, но утром он бывал великолепен»{116}. В своем утреннем великолепии Бык старается зарядить энергией всех остальных. К примеру, он устраивает мини-чемпионат по метанию ножей или, будучи последователем сумасбродного психоаналитика Вильгельма Райха, навязывает всем свой оргонный аккумулятор. Керуак поясняет читателю, что к чему: «Оргонный аккумулятор – обычный ящик, достаточно большой, чтобы внутри поместился человек, сидящий на стуле: слой дерева, слой металла и еще один слой дерева собирают оргоны из атмосферы и удерживают достаточно долго для того, чтобы человеческое тело впитало их в себя больше чем обычно. По Райху, оргоны – это вибраторные атмосферные атомы жизненного принципа. Люди болеют раком потому, что у них заканчиваются оргоны. ‹…› Кабинка стояла на жалком плоском дворе – облупленная машина, убранная гроздьями маниакальных затей. Старый Бык разоблачался и заходил внутрь посидеть и потаращиться на собственный пупок»{117}.Керуак не скрывает иронии – впрочем, незлой – по поводу причуд Старого Быка Ли. «Бык зашел в дом, вынес свой дробовик и встал, скромненько так на него опершись; под широкими полями шляпы по лицу его бродила самодовольная ухмылка, все тело застенчиво и змеино изгибалось, а он ждал – неправдоподобный, тощий, одинокий клоун под облаками небесными»{118}
. Он был над схваткой, но не в королевской мантии, а в шутовском колпаке. В романе Керуака альтер-эго Берроуза в основном ворчит по поводу и – чаще – без, сидит голышом в райховской оргонной коробке, мастерит какую-то дребедень и в перерывах делает себе уколы опиатов, от чего глаза его стекленеют, а поведение делается еще более странным; потом он засыпает в кресле с ружьем на коленях и с маленьким сыном в обнимку. То, что таков не конкретный персонаж из конкретного произведения, а сам его прототип, видно по роману «Ангелы Опустошения», где Берроуз предстает Быком Хаббардом (Керуак поиздевался над Берроузом, сделав Быка англичанином: их Билл не переносил на дух), размахивающим огромным мачете и распугивающим окружающих{119}. «Берегись его, Хаббард тебя погубит», – говорят между делом рассказчику. Безумие и опасность – вот те черты, что стоят за кажущимся комизмом Быка Хаббарда и Старого Быка Ли, то есть Уильяма С. Берроуза.Когда молодые бродяги из романа Керуака «На дороге» выдвигаются из новоорлеанского пристанища в сторону Калифорнии, читатель остается в некоторой растерянности. Это неслучайное чувство: в растерянности Берроуз оставлял почти всех, с кем встречался, тем более в тот период. Этому протобитнику с его бесконечными странными девиациями удавалось неслыханное: быть изгоем даже среди изгоев, быть
Таких «персонажей», как Старый Бык Ли или Бык Хаббард, не надо было придумывать. Достаточно было записывать за Берроузом – и чувствовать легкое сумасшествие, захватывающее тебя изнутри. И, разумеется, возрастающую тревогу. Вероятно, в те дикие времена этот человек был самым диким из всех, а это – на фоне безумцев вроде Нила Кэссиди – само по себе большое достижение.
Beat Generation
Литературное бит-поколение,