Берсерк

В небе захлопали крылья. Мары— Прилетели… Чуют, гадины, смертный час…

Но это оказались не мары, а две большие черные птицы с острыми клювами и быстрыми, круглыми глазами.

— Чего явились? — прохрипела я.

Одна из птиц склонила голову набок, скакнула ко мне и громко каркнула, «Вороны бога Одина — Мудрость ц Память, — вспомнились пастушьи байки. — Каждый день они облетают землю и приносят Одноглазому владыке все новости».

— Все равно встану! — заявила я тому, которого окрестила Памятью. — Понял? Встану и пойду дальше!

Он подпрыгнул, взмахнул крыльями и потешно заковылял в сторону, к длинному, глубокому следу в снегу. Посередке след вспарывала узкая борозда. Неужели это я ползла и тащила за собой цепь? Если могла делать это без памяти, то уж в своем уме точно сумею!

С большим трудом мне удалось подняться на четвереньки и двинуться вперед. Солнце припекало щеку, а темная тень ложилась на запад. Значит, это путь на юг. Там не много поселков, их гораздо больше на востоке, у моря, где стоит город…

Я так и не вспомнила названия города. Раздосадованные моим упрямством, вороны захлопали крыльями и, каркая, полетели прочь.

«Везет же тварям, — завистливо глядя им вслед, подумала я. — Мне бы птичьи крылья…» Но крыльев не было, только непослушные, обмерзшие руки и ноги.

Озеро кончилось большим березовым перелеском на холме, где я смогла передохнуть и оглядеться. По другую сторону холма сверкала снежная гладь озера. Оно было меньше Меларена и утоптано у берега человеческими следами. Закрыв глаза, я откинулась к березе. Нужно ждать ночи. Под покровом темноты можно преодолеть озеро, минуя поселок. Обойти его мне не достанет сил. И даже хорошо, что мои следы смешаются с чужими. Тогда никакие преследователи не отыщут.

Пока я размышляла и жевала содранную с дерева кору, пошел снег. Крупные тяжелые хлопья падали мне на голову и гладили лицо. Они казались мягкими и совсем не холодными.

Снег шел весь вечер и всю ночь. Он укутал поселок, спрятал под белыми шубами ветви деревьев и снежной занавесью скрыл луну. В темноте я проковыляла через озеро и вновь очутилась в лесу. Тонкий наст похрустывал цоД крадущимися звериными шагами, в кустах то и дело мелькали чьи-то тени, но наброситься на меня никто не отважился. Прислушиваясь к звяканью цепи и хриплым стонам, звери недолго провожали меня, а потом уходили на поиски другой добычи, так и не поживившись лакомым человеческим мясом.

Метель плясала еще два дня. Мои худые сапоги развалились, и черные, как головешки, пальцы высовывались наружу, но я уже ничего не чувствовала. Иногда в голове все путалось, и вместо заснеженных урманских перелесков и обрывистых фьордов я оказывалась в родном доме, перед теплой печью, или на корабле, рядом с Олавом, или в лесу, в убогой хижине Слепца. Старик всегда гнал меня прочь. Он стучал посохом о деревянный идол Триглава и кричал: «Вон! Вон отсюда!» А однажды я стала совсем маленькой. Родители куда-то ушли и не возвращались… Мне было очень страшно и хотелось есть. Голод выгнал меня из дома. Окликая мать, я выползла в снежный вихрь и услышала шорох. Темное пятно надвинулось и превратилось в косматое серое чудовище. Оно прыгнуло и вцепилось в мою руку. От страха и боли я очнулась. Вокруг была ровная снежная пустыня: ни дома, ни волка, только боль в руке. На запястье виднелись глубокие кровавые вмятины. Сначала я испугалась, а потом облизнула губы, ощутила на них солоноватый вкус крови и поняла, в чем дело. Голод подкрался ко мне во сне и заставил грызть собственное тело-После этого я старалась вообще не засыпать и про себя шептала урманские названия всего, что замечала вокруг. Чужие слова забывались и путались, но это спасало рассудок. Видения оставили меня в покое.

На четвертый или пятый день впереди появилась огороженная плетнем небольшая лядина. Я перебралась через нее, привалилась спиной к плетню и откинула голову. В голубом небе покачивались ветви одинокой осины. На самой вершине дерева сидели две черные нахохлившиеся птицы.

— И вы тут? — спросила я.

Вместо ответа они сорвались с ветки и" полетели прочь. Вряд ли это были те же самые, которые встретились мне на озере. Те-то знали, куда им лететь. Это я не знала, куда иду. Да и нужно ли вообще куда-то идти? Здесь хорошо-Тихо, тепло… Но Хаки…

Всхлипывая, я встала и двинулась за птицами. На вершине холма ноги подкосились. Древесные стволы замельтешили перед глазами, но не осталось ни сил, ни желания остановить их. Что-то больно ударило меня по затылку, и наступила темнота.

Когда я открыла глаза, то не сразу поняла, где нахожусь. Блики огня прыгали по деревянным балкам избы, мои руки покоились на мягкой медвежьей шкуре, а ступни кололо и саднило тысячью тонких игл. Дом Свейнхильд! Поймали!

— Очнулась? — Голос был женский, молодой, незнакомый и певучий.