Бес в ребро

Ну что ж, посторонний, так посторонний. Я тут же свернула в переулок, проехала через проходной двор, еще через один и остановила машину возле дома Анны. Я не тешила себя иллюзиями — у них было достаточно возможностей и времени присобачить на «Фольксваген» новый маячок. Так что в скором времени здесь следовало ожидать появления рыжего «Москвича». Или пан, или пропал. На карту было поставлено все.

Мы вышли из машины. Пастор с любопытством осматривался по сторонам, наверное, пытаясь запомнить ориентиры. Я поторопила его.

— В этот подъезд, пожалуйста! — сказала я.

Мы вошли в лифт. Ланге был невозмутим и собран. Сейчас он совсем не походил на пастора. Да и на банковского аса тоже. Он был похож на спортсмена перед ответственным стартом — например, на чемпиона по стендовой стрельбе.

Лифт лязгнул и остановился на площадке четвертого этажа. Мы вышли из кабины. Двери с глухим стуком захлопнулись, и лифт, подвывая, провалился в шахту. Я шагнула к двери Анны и нажала на кнопку звонка. Пастор смущенно кашлянул и медленно расстегнул пуговицы на своем пиджаке. Я сделала вид, что не заметила этого движения. Щелкнул замок, и дверь квартиры распахнулась. На пороге стояла Анна, одетая в лиловое вечернее платье. Наверное, она не сочла возможным одеваться во что попало в такой ответственный день. Она изо всех сил старалась держать себя в руках, но ей это плохо удавалось, и лицо ее выглядело болезненно-бледным и напряженным. Пастор вопросительно взглянул на меня — я бы даже сказала, испытующе — но я лишь улыбнулась в ответ и предложила ему входить. Пропуская его вперед, я одновременно стряхнула с плеча ремешок своей сумочки.

В ней лежал сюрприз для пастора. Едва он шагнул в прихожую, подставив мне на секунду спину, я выхватила из сумочки электроразрядник и приложила его к пасторской шее. Мгновенная судорога пробежала по его телу от головы до пят, и он, даже не охнув, повалился на пол лицом вниз. Анна тихо вскрикнула. Я приложила палец к губам и захлопнула дверь.

— Где Овалов? — быстро спросила я. — Нужно перетащить этого в комнату.

Овалов уже появился в прихожей. Ничуть не удивившись, он немедленно подхватил герра Ланге под мышки и отволок в комнату. Анна шла за ним по пятам, точно во сне, с беспокойством всматриваясь в наши замкнутые деловитые лица.

— Переодевайся! — скомандовала я Овалову и, обернувшись к Анне, поинтересовалась: — У вас есть коньяк?

Она кивнула, не в силах произнести ни слова. Я велела ей налить рюмку и тут же заставила выпить. Через минуту коньяк сделал свое дело — лицо Анны порозовело, и она обрела способность соображать.

— Я так боюсь! — призналась она.

— Я тоже, — успокоила ее я. — Но все будет хорошо, вот увидите! У вас ведь найдется грим? И ножницы с бритвой? Нужно нанести последние штрихи на физиономию нашего друга — сделать залысины, подрумянить щеки…

— Да-да, — кивнула она. — Конечно, у меня все есть.

Овалов уже стянул с пастора пиджак. Как я и полагала, под мышкой у берлинского гостя был закреплен пистолет. Я немедленно разрядила его и отправила капсулы в унитаз. Овалов тем временем окончательно раздел пастора и теперь с отвращением натягивал на плечи чужую рубаху.

— Помоги мне приладить кобуру, — попросил он меня, болезненно морща лоб.

— Дудки! — заявила я. — У тебя просто патологическая страсть к стреляющим машинкам. Не забывай, что в аэропортах стоят «рамки».

Овалов ошеломленно посмотрел на меня и хлопнул себя по лбу.

— Идиот! — сказал он, заливаясь радостным смехом. — Я же лечу в Берлин!

На секунду у меня появилось жгучее желание приложиться разрядником к его лбу. Но в комнате был еще один человек, которому этого хотелось гораздо больше, чем мне. Внезапно очнувшийся пастор удивительно быстро сориентировался в обстановке и, точно подброшенный с пола пружиной, бросился на Овалова, который в этот момент путался в его брюках. Я опоздала на какое-то мгновение — голый разъяренный пастор, точно снаряд, промчался мимо меня и врезался в Овалова. Я едва успела в падении, как это делает игрок в американский футбол, заблокировать его голые волосатые ноги, и мы все трое живописно и шумно повалились на пол. Я услышала страшный хрип — это пастор со смертельной ненавистью сжимал пальцы на горле Овалова. Лицо несчастного посинело. Преодолевая омерзение, я вцепилась герру Ланге в мошонку, выкрутив ее по часовой стрелке. Он завопил, как раненый зверь, и отпустил свою жертву. Корчась и извиваясь, он попытался лягнуть меня в лицо. Не знаю, удалось бы это ему, но в этот момент в события вмешалась Анна. Она подскочила к пастору сзади и с размаху обрушила на его голову бутылку с коньяком, которая от удара разлетелась вдребезги, усыпав дорогой ковер стеклянной крошкой. Глаза герра Ланге закатились, и он повалился на спину, обмякший и неподвижный, как труп.