Бесчестье

Что с ними стало, со всеми этими женщинами, со всеми этими жизнями? Выпадают ли им мгновения, когда и их, или некоторых из них, окунают без предупреждения в океан памяти? Та немка: может ли быть, что в этот вот миг она вспоминает человека, подобравшего ее на африканской дороге и проведшего с нею ночь?

«Обогатил» – слово, к которому прицепились газеты, чтобы поглумиться над ним. Дурацкое в тех обстоятельствах, случайно вырвавшееся слово, и все же ныне, в эту минуту, он готов отстаивать его. Мелани, девушка в Тоусрифире, Розалинда, Бев Шоу, Сорайа – каждая из них обогащала его, да и другие тоже, даже те, что ничего для него не значили, те, с которыми он потерпел неудачу. В груди его словно распускается цветок – сердце переполняется благодарностью.

Откуда приходят мгновения, подобные этому? Предсонные – да, разумеется, но что это объясняет? И если он – ведомый, какое божество ведет его?

Спектакль все тянется, тянется. Вот и эпизод, в котором щетка Мелани запутывается в электрических проводах. Вспышка магния, сцена вдруг погружается во мрак. «Иисусе Христе, – визжит парикмахер, – чертова дурища!»

Его отделяют от Мелани двадцать рядов, но он надеется, что в этот миг она, через все расстояние, чует его, чует его мысли.

Что-то легонько стукает его по затылку, возвращая в привычный мир. Секунду спустя что-то еще, пролетев мимо, шлепает о спинку кресла, стоящего прямо перед ним: комочек жеваной бумаги величиной с детский стеклянный шарик. Третий ударяет его в шею. Сомневаться не приходится: мишенью является именно он.

Наверное, ему следует обернуться и впериться грозным взглядом в пространство. «Кто это сделал?» – наверное, следует рявкнуть ему. Или же чопорно уставиться перед собой, делая вид, что он ничего не замечает.

Четвертый катышек, врезавшись в его плечо, взвивается в воздух. Сосед по ряду удивленно косится на него.

На сцене продолжается действие. Сидней, парикмахер, вскрывает роковой конверт и зачитывает вслух ультиматум домохозяина. Им надлежит выплатить до конца месяца задолженность по оплате помещения, в противном случае «Глобус» закроют. «Ну и что нам теперь делать?» – стонет Мириам, женщина, моющая клиентам головы.

– С-с-с, – доносится сзади шипение, тихое, но не настолько, чтобы его не услышали и в первом ряду. – С-с-с.

Он оборачивается, и новый катышек ударяет его в висок. У задней стены стоит Райан, все тот же дружок Мелани, – в эспаньолке и с кольцом в ухе. Их взгляды встречаются. «Профессор Лури!» – хрипло шепчет Райан. Сколь ни возмутительно его поведение, он, похоже, чувствует себя совершенно непринужденно. Легкая улыбка играет на его губах.

Представление продолжается, но теперь вокруг него явственно нарастает нервозность. «С-с-с», – снова шипит Райан. «Тише!» – восклицает, обращаясь к нему, хоть он и не издал ни звука, женщина, сидящая от него через два кресла.

Прежде чем ему удается добраться до прохода, отыскать путь к дверям театра и выйти в ветреную безлунную ночь, приходится миновать пять пар коленей («Простите… Простите…»), косые взгляды, сердитый шепот.

Какой-то звук сзади. Он оборачивается. Вспыхивает кончик сигареты – Райан последовал за ним на парковку.

– Вы не собираетесь объясниться? – резко выпаливает он. – Объяснить ваше ребяческое поведение?

Райан затягивается.

– Я лишь оказал вам услугу, проф. Вы так и не усвоили урока?

– Какого еще урока?

– Что надо держаться поближе к своим.

«Поближе к своим»… Какое право имеет этот мальчишка указывать ему, кто свой, кто не свой? Что он знает о силе, толкающей совершенно посторонних людей в объятия друг друга, обращая их, вопреки всякому благоразумию, в родню, в «своих»? Omnis gens quaecumque se in se perficere vult[49]. Семя поколения, ведомое потребностью исполнить свое предназначение, вводимое в глубины женского тела, ведущее будущее к жизни. Вел, довел.

Райан нарушает молчание:

– Оставьте ее в покое! Мелани, стоит ей увидеть вас, плюнет вам в глаза!

Уронив сигарету, Райан делает шаг вперед. Звезды так ярки, что двое мужчин, стоящие друг против друга, верно, выглядят со стороны охваченными огнем.

– Найдите себе другую жизнь, проф. Так будет лучше, поверьте.

Он медленно едет, возвращаясь домой, по Мэйн-роуд Грин-Пойнта. «Плюнет вам в глаза»… Этого он не ожидал. Рука на руле подрагивает. Болезненные пинки существования – пора бы ему научиться принимать их с большей легкостью.

Множество пешеходов на улицах; на светофоре один из них, вернее, одна – высокая девушка в коротенькой кожаной юбочке – привлекает его внимание. «Почему бы и нет? – думает он. – Как-никак нынче ночь откровений».