Бесчестье

– Вашем ребенке? Так он, выходит, ваш ребенок, этот Поллукс?

– Да. Он ребенок. Он из моей семьи, из моего народа.

Вот, значит, как. Петрас больше не врет. «Из моего народа». Более прямого ответа не приходится и желать. Ну что ж, а Люси из его народа.

– Вы говорите, это плохо, то, что произошло, – продолжает Петрас. – И я говорю, что плохо. Плохо. Но с этим покончено. – Он вынимает трубку изо рта и с силой тычет чубуком в воздух. – Покончено.

– Да нет, не покончено. И не делайте вид, будто не понимаете, о чем я. Ничего не покончено. Напротив, только начинается. И будет продолжаться еще долгое время после того, как мы с вами умрем.

Петрас задумчиво глядит на него, не притворяясь, что не понял сказанного.

– Мальчик женится на ней, – произносит он наконец. – Женится на Люси, только он пока слишком молод, слишком молод, чтобы жениться. Совсем еще ребенок.

– Опасный ребенок. Юный бандит. Шакаленок.

Петрас не обращает внимания на оскорбления.

– Да, он еще слишком молодой, слишком. Может, когда-нибудь и сможет жениться, но не сейчас. Я женюсь.

– На ком это вы женитесь?

– На Люси.

Он не может поверить своим ушам. Так вот к чему все свелось, вот ради чего затевался весь этот бой с тенью – ради этого предложения, этого удара! И вот он стоит, добропорядочный Петрас, попыхивая пустой трубкой, ожидая ответа.

– Вы женитесь на Люси? – говорит он, осторожно подбирая слова. – Объясните, что вы хотите этим сказать. Нет, не надо, не объясняйте. Я ничего не хочу слышать. У нас так дела не делаются.

«У нас»… Он едва не сказал: «У нас, людей Запада».

– Да я понимаю, понимаю, – говорит Петрас. И смешливо фыркает. – Но я вам сказал, теперь вы скажите Люси. И тогда все кончится, все плохое.

– Люси не собирается замуж. Ни за кого. Ей это даже в голову не приходит. Яснее я выразиться не вправе. Она хочет жить своей жизнью.

– Я знаю, – говорит Петрас. И возможно, действительно знает. Глупо было бы недооценивать Петраса. – Но здесь, – продолжает Петрас, – опасно, очень опасно. У женщины должен быть муж.

– Я старался говорить с ним спокойно, – спустя некоторое время рассказывает он Люси. – Хотя едва смог поверить услышанному. Это же шантаж, чистой воды шантаж.

– Это не шантаж. Тут ты ошибаешься. Надеюсь, ты не вспылил?

– Нет, я не вспылил. Я сказал, что передам тебе его предложение, вот и все. И выразил сомнение в том, что оно тебя заинтересует.

– Ты почувствовал себя оскорбленным?

– Оскорбленным возможностью оказаться тестем Петраса? Нет. Я был поражен, изумлен, ошарашен, но нет, не оскорблен, тут ты мне можешь поверить.

– Потому что, должна тебе сказать, это не в первый раз. Петрас уже довольно давно делает намеки. Насчет того, что для меня было бы безопаснее стать членом его семьи. Это не шутка и не угроза. В определенном смысле он вполне серьезен.

– Я и не сомневаюсь в том, что он серьезен, в каком-то смысле. Вопрос – в каком? Знает ли он, что ты…

– Ты хочешь сказать, знает ли он о моем состоянии? Я ему не говорила. Но уверена, и жена его, и сам он способны смекнуть, что к чему.

– И это не заставит его передумать?

– С чего бы? Это в еще большей степени сделает меня членом семьи. Как бы там ни было, ему нужна не я, а ферма. Ферма – мое приданое.

– Но это же абсурд, Люси! Он уже женат! Да ты ведь сама и говорила мне о двух его женах. Как ты можешь даже думать об этом?

– По-моему, ты так ничего и не понял, Дэвид. Петрас не предлагает мне венчание в церкви и медовый месяц на Диком Берегу. Он предлагает союз, сделку. Я вношу землю, взамен он позволяет мне заползти под его крыло. В противном случае, напоминает он мне, я остаюсь беззащитной – легкой добычей.

– И по-твоему, это не шантаж? А личная сторона дела? Или личная сторона в его предложении отсутствует?

– Ты хочешь сказать, рассчитывает ли Петрас, что я буду с ним спать? Не думаю, что Петрас захочет этого, разве только для того, чтобы заставить меня уразуметь серьезность его намерений. Но если говорить начистоту, спать с Петрасом я не собираюсь. Что нет, то нет.

– Ну так не о чем больше и толковать. Должен ли я передать твое решение Петрасу: предложение отвергается без каких-либо объяснений?

– Нет. Погоди. Прежде чем задирать нос перед Петрасом, потрать несколько минут на то, чтобы серьезно оценить мое положение. Объективно говоря, я женщина одинокая. Братьев у меня нет. Есть отец, но он далеко, да и вообще беспомощен в том, что имеет здесь вес и значение. Кого я могу просить о защите, о покровительстве? Эттингера? В один прекрасный день его просто-напросто найдут с пулей в спине, это всего лишь вопрос времени. Остается практически один только Петрас. Он, может, и не самый большой здесь человек, но достаточно большой для такой мелюзги, как я. И Петраса я хотя бы знаю. Я не питаю иллюзий на его счет. Знаю, чего от него можно ждать.

– Люси, я сейчас занимаюсь продажей дома в Кейптауне. Я готов отправить тебя в Голландию. Не хочешь в Голландию, я дам тебе все необходимое для того, чтобы обосноваться в каком-нибудь месте побезопаснее. Подумай об этом.

Дочь будто и не слышит его.