Христианин определяется именно тем, как
он следует за Христом, а Евангелие дает человеку увидеть самого себя, увидеть, с кем он: ведь за Христом следуют массы народа, множество людей теснит Его и бросается на Него, желая получить исцеление, огромное множество людей идет за Ним в пустыню и получает от Него хлеб, – а потом звучит голос Христа, обращенный к Апостолам: «Может, и вы хотите оставить Меня, как и другие, которые услышали от Меня невыразимое, невоспринимаемое для них слово о Хлебе жизни», – и апостол Петр говорит в ответ: «Господи, куда нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни». И что же, разве слова Евангелия, которые определяют, что такое следование за Христом, для нас сегодня не актуальны или стоят на втором месте? Тогда получается, что мы вольно или невольно рассматриваем Церковь как очень хорошую благотворительную организацию, где люди должны, конечно, любить друг друга, но в определенной мере, потому что вы же понимаете, что нельзя же любить в ущерб себе… И как раз эту ситуацию благополучия разбивает преподобный Силуан Афонский, который говорит, что любить-то все любят: кошечек любят, собачек любят… а мы призваны врагов своих любить. Об этом Христос говорит; Он говорит: вы любите так, как и язычники любят; в этом нет ничего особенного. Мы же воспринимаем слова любить ближнего своего абсолютно в контексте натуральных, утробных отношений, о которых Христос говорит, что они вообще ничего не значат. «Если вы любите любящих вас, какая вам за то благодать; если вы взаим даете тем, от кого желаете получить, какая вам за то благодать?» Любовь же к врагам как раз разрушает систему благополучия, потому что любить врага благополучному человеку невозможно: как только он начинает стремиться любить врага, у него вся жизнь превращается в ад, ведь любить врага – это всегда значит быть низверженным в ад, лишиться всякого благополучия, принять на себя внутренние страдания, пострадать прежде всего от своей нелюбви, потому что невозможно человеку любить врага. Как только ты понимаешь, что надо любить врага, ты начинаешь мучиться оттого, что находишься в полной нелюбви. Это мука и страдание, с которыми ничто не сопоставимо, и именно в этом, по слову преподобного Силуана, проявляет себя христианин.Вот и Кьеркегор тоже пытается разрушить мир благополучного христианства. «Вера, – пишет он, – означает глубокое, сильное, блаженное беспокойство, которое подвигает верующего к тому, чтобы он не мог успокоиться в этом мире, так что тот, кто совершенно успокоился, перестал быть и верующим». Верующий, христианин, – говорит Кьеркегор, – это тот, кто следует за Христом. А следование за Христом – это ежедневное, постоянное несение своего креста. Размышляя о Евангельском богатом юноше, Кьеркегор пишет: «Христос не сказал ведь богатому юноше: „Если хочешь быть совершенным, то продай все свое имение и раздай нищим“ <…> Христос говорит иначе, Он говорит: пойди, продай все, что имеешь, и раздай это нищим, „и приходи, последуй за Мною, взяв крест“ (Мк 10:21). Таким образом, продать все свое имение и раздать деньги нищим – еще не значит взять крест, это, самое большее, – начало, хорошее начало для того, чтобы затем взять крест и последовать за Христом. Раздать все нищим – это первое, это – если язык допускает здесь простительное остроумие – означает взвалить на себя крест
; за этим же следует непрестанное продолжение: нести свой крест. Это несение креста должно иметь место ежедневно, а не как исключение один только раз; и оно никак, никак невозможно без того, чтобы последователь был готов оставить все, отвергаясь себя».Более того, Кьеркегор говорит о том, что понастоящему следует за Христом не тот, кого Христос как бы ведет рядом с собой за руку, и не тот, кто видит идущего перед ним Христа, – нет, «следовать за кем-то означает идти тем же путем, каким шел тот, за кем ты следуешь; тем самым это означает, что ты не видишь уже перед собой спину того, за кем следуешь». Ты должен идти один, идти в одиночку, ведь только так ты можешь научиться «располагать свой дух в подобии с расположением духа учителя». И при этом твой путь как христианина тесен не в смысле внешних рамок, ограничений, которые якобы нужно на себя наложить, но тесен постольку, поскольку «сама теснота является путем». И на этом пути верующий не знает, как его поведут, через какие земные обстоятельства его будут вести, и он может проходить этот путь, не ужасаясь такой неизвестности, только если доподлинно знает, что Бог есть любовь. «Ведь если дело идет о совете Божией любви, тогда не требуется, чтобы человек был в состоянии его понять, но достаточно того, чтобы он был в состоянии верить и, веруя, понимать, что Бог есть любовь. Если Бог есть вечная любовь, тогда не страшно быть не в состоянии понять Божий совет о тебе; но если Он есть хитрость, то очень страшно, если ты не сможешь Его понять». Бог есть любовь, «ведь если Бог не есть любовь и если Бог не есть любовь во всем, тогда нет никакого Бога»[62]
.* * *