Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении душии различных вопросах духовной жизни.

«Когда кого вопрошают, — говорил отец Антоний, — то по мере веры получают и пользу: кто приходит с малою ве­рой, получает малую пользу, а кто с великою — великую». Случалось и мне вначале спрашивать старца, как бы иску­шая: «Что-то он на это скажет? Ну уж и ответы такие выхо­дили. А если положишь на сердце, что услышишь от старца ответ Бога Самого, то и Бог известит, и совсем человек дру­гой станет, и услышишь, чего не ожидаешь». Некоторым посетителям отец Антоний говорил об их обстоятельствах намеками, а людям простым, которые принимали его слова в простоте сердца и с верой, он говорил прямо и просто. Если же кто многолетним духовным отношением уже дока­зал свою искренность и преданность, тех он иногда даже вызывал на объяснение. Случалось, что кто-нибудь из духов­ных его детей, тревожимый помыслом, открывал о нем не в чине исповедания, а в простом разговоре, повествовательно; тогда старец сам возобновлял о том разговор и успокаивался лишь тогда, когда все было как следует исповедано, и в зак­лючение говаривал: «Вот теперь-то хорошо; а то скорлупку покажешь, самого же зернышка не покажешь». Бывало и то, что он некоторым из относившихся к нему напоминал о слу­чаях, о которых они не только никогда ему не открывали, но и сами забыли; или заповедовал молиться о каком-нибудь грехе, которого они не сознавали в себе и даже вовсе не понимали, или не считали за грех, и уже по времени, при внимательном испытании своей жизни, открывали в себе с удивлением указанное старцем. Но так поступал старец с теми, чью искренность испытал, и когда ему было ясно, что они скрывают то или другое не по упорству или недостатку откровенности, а именно по неведению. В других же случа­ях с необыкновенным терпением выжидал, пока сам человек придет в чувство и сознается, потому что тогда только духов­ное врачевание и бывает действительно. Также, когда заме­чания, сделанные по отеческой любви и попечительности, почему-либо принимались не так, как следовало бы, то он уже воздерживался от подобных замечаний; и кого не имел возможности воспользовать словом, того старался привлечь к полезному втайне приносимой о нем молитвой.

Отец Антоний обладал даром какого-то естественного красноречия или даже сладкоречия: слово его всегда было растворено духовной солью; даже и в шутливой форме оно содержало высокое назидание и отличалось особенной мет­костью и своеобразной выразительностью28

. Всеми чувство­валось, что в красноречии отца Антония крылась какая-то великая духовная сила, и сила эта заключалась, конечно, в том, что старец поучал не от книг, а от дел, что все слова его проистекали от искреннего доброжелательства к вопрошав­шим его и всегда предварялись и сопровождались усердной молитвой о них ко Господу. Познакомившись с кем-нибудь, старец иногда как бы присматривался к нему; сначала гово­рил мало и только молился о нем. Но зато, когда, наконец, начинал говорить, его слово имело такую неотразимую силу, что иногда в течение одной беседы человек духовно пере­рождался. Люди с железным непреклонным характером чув­ствовали, что упорство их сокрушалось, сердце их наполня­лось какими-то новыми чувствами; и между тем как прежде во всю свою жизнь никому ни в чем не уступали, от слов отца Антония возгоралось в них желание ни в чем не следо­вать своей воли и своему разуму, но всю волю свою предать святому старцу. Под духовным влиянием отца Антония и по глубокой его отеческой заботливости люди, увлекавшиеся вольнодумством и светской жизнью, делались искренними, ревностными и послушными чадами Святой Церкви; люди, предавшиеся суете и привыкшие к тому, чтобы все их при­чуды исполнялись, посвящали себя смиренной иноческой жизни; люди, потерянные в глазах общества и в собственных глазах, обращались к христианской жизни, отрекались мира и остаток дней своих посвящали Богу.... Многие испытывали над собой духовную силу отца Антония; сначала были при­влекаемы его любовью и снисходительностью, а потом неза­метно переходили к тому, что и всю жизнь свою отдавали в его руки.