Мало кто расстроился от полученной боли Праса, перешёптываясь, они говорили, что он это заслужил за каждый свой поступок и следовало бы его ещё несколько раз огреть, закрепить изученный на сегодня урок.Ударов было семь. Три по рукам, два на грудь, один по ногам и последний пришёлся на губы, рассекая их до крови. Одежда была разорвана, если бы не она, Вилорис бы оставил глубокую рану. Судья увидел жуткий оскал, искажённый в садисткой улыбке, серые глаза ярко светились в тени длинных волос опадающих на лоб. Этот вид, скованного зверя, с бурыми волосами и блестящими глазами – долго не выйдет из его кошмаров. Александр опустил ладонь и Бизар выпорол в ответ дракона. Хан звал на помощь лекарей, пытаясь остановить кровь на губах отца, крепко прижимая грязный платок к ране. После такого жёсткого представления, никому и в голову не сбредёт мысль о подмене сидячего в клетке.
Оливия снова обняла отца, уже не плача как раньше, не проливая слёз вовсе, только крепче прижимая к себе. Ей хватило слёз, она прождала всю осень, томясь в собственном горе и муках ожидания.
Глава 3.
Подъезжая к своему дому, Александр был горд собой, он чувствовал как духи предков, становятся на колено пред его подвигом. Он добыл самый ценный трофей, охота на который шла с момента формирования дома Кровострелов. Коже – чешуйчатый Вилорис, с бурой гривой, ростом выше любого человеческого мужа, красивыми, серыми глазами, тонким хвостом с конца и утолщённым у копчика, несмотря на дикий нрав, он носил одежду, из шкур пойманных животных, потерпевшую позорное поражение.
В остальном – он был человечен, руки, ноги, уши, нос, зубы, крепкое, но при этом стройное телосложение. Плечи шире чем у гор, ноги массивнее чугунного колокола, руки разрушительнее ядра, а его грива, доходящая длиной до бёдер, могла затмить собой солнце.
Вера Любовна стояла у порога, завидев, как хозяину тяжело, она помогла ему подняться по ступенькам, кланяясь и поздравляя с возвращением домой, после чего, отвела его в дом, в ванную, где желала его отмыть перед большим праздником. Она слишком хорошо знала прихоти своего господина, поставив запекаться в печь гуся под соусом из чеснока и свежей сметаны.
Вера Любовна даже успела спуститься в подвал, принести оттуда завещанное предками вино, оно томилось так долго, что успела обрасти паутиной и даже плесенью, не задевая содержания.
Оливия прошла в свою комнату, выбирая наряд на ужин посвящённый отцу. Расстёгивая молнию на платье и оголяя свою гладкую спину, с ровной осанкой, она открыла свой шкаф – настоящую кладезь из образов принцесс, дочерей других аристократов, дорогих комплектов нижней и верхней одежды. Шкаф был так глубок, что казалось, там есть проход в другой мир, полный счастья и оживших сказок, но ей абсолютно туда не хотелось, в реальном мире – она была счастливее всех прочих людей и дабы порадовать своего отца, она достала своё старое, бальное платье. Чёрная юбка, с розовыми оттенками, украшенное цветущей вишней. Рукава от локтя – были свободны, оголены как и плечи со спиной. От одного плеча к другому, красовалась чёрная, широкая лента, расплетающаяся с двух сторон до таза. Она продела золотую заколку через свои волосы, собирая их вместе – она досталась ей от матери, когда та бежала прочь в ночь, полную тумана.
Причина её побега – осталась неизвестной, ни записки, ни слова, только оставленная на память золотая заколка, так хорошо подходящая её красавице дочке. Оливия посмотрела в зеркало, платье отлично сидело, облегая талию и плечи, но вот лицо! Расплаканное и опухшее от горя. Она немедленно взялась за косметику.
Этажом ниже, в мраморной ванной, промывали раны. Вера Любовна обливала хозяина Душнолистом – целебным растением, размешанным в горячей воде. Служанка молчала, точно зная, как делать свою работу. Тишина прервалась, когда Александру перестало щипать раны.
– Она молодец… Я уже успел написать ей предсмертное письмо, что не вернусь. Слава Всевышнему, не дошло.
– А вам откуда знать, дошло или нет? Почту вы не проверяли, я вас сразу мыть повела – Вера Любовна взяла самую мягкую губку и растирая на ней мыло, начала аккуратно мыть хозяина.
– Ты бы не позволила маленькой девочке узнать, что её отец сдох как шавка в снегу. Не оставив за собой ничего, обременяя её на жизнь мещанской крестьянки.
– Ну что вы, Александр, вы мне льстите. Смерть близкого – дурная новость, но чем раньше её пережить – тем лучше. Да и не отпустила бы я Оливию на свободный ветер, уж привязалась к ней, как к родной.
– Раны… Болят. Больше душнолиста, не жалей, мы теперь богаты, дорогие вы мои…
В это время, ловкая Оливия успела поправить своё лицо, она спустилась на первый этаж, выходя во двор.